Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2016

Слуцкий в Туле

1

он просыпался рано
смотрел в окно
там за окном всё тот же двадцатый век
пусто на сердце холодно и темно
никто никому не нужен
как сказал имярек
вот же она единственная
ушла
туда куда все уходят
и он уйдёт
боль понемногу стихла
любовь прошла
но тоска не проходит
нет
не пройдёт
он лежал на диване
да
смотрел в потолок
смотрел через крышу в небо
в её глаза
потом выходил из дома
бывший пророк
который на свете всё уже предсказал
– Здравствуйте, – говорил ему доктор, –
как нас зовут?
– Слуцкий, поэт, – сухо он отвечал.
«Знавали и наполеонов, все теперь тут», –
подумал про себя доктор,
но промолчал.
– Есть у вас документы?
– Да, – протягивал документ. –
– Слуцкий Борис Абрамович… вот так так…
– Что привело на рельсы?
ответа нет
он писал стихи
больше не знает как

2

когда поэт превращается в человека
ему становится всё равно
какое утро какого века
какое крутят в кине кино

сгорели в танках его читатели
остыл недобрый двадцатый век
нет больше смысла в стихослагателях
он в стылой Туле теперь навек

и он ложится и он спокоен
и двадцать третьего февраля
он понимает что путь свободен
что дальше медлить уже нельзя

ну что же Слуцкий
ну что же гений
ну что же бывший
ну что пророк
три тома изданных сочинений
солдатской жизни его итог

найдутся люди
стихи найдутся
из чрева письменного стола
душа не смеющая прогнуться
из них конечно произросла

Рыбы Декарта

Ане

Киев в осаде. И в каждом окне –
пена каштанного бунта.
Рядом с тобою завидует мне
вся соловьиная хунта.

Нам-то какой до бродяг интерес? –
пусть себе свищут, злодеи!
Ты музицируешь Дантатоплесс,
музыкой в музыке – где я?

Там, где над Киевом дремлет звезда,
плавают рыбы Декарта –
там мы играем друг друга с листа,
плавится звёздная карта…

2007, 2009

Эскиз в метро

Белый свитер, спутанные волосы…
Больше и не надо ничего.
А ещё она поёт вполголоса –
для себя лишь, а не для кого.

Записные книжки М. Цветаевой
на коленях жёлтого пальто.
Ей ещё домой идти оттаивать.
Двадцать первый век. Москва. Метро.

Жизнь с расширением ш

памяти Валерия Прокошина

засыпали в кузнечиках
руки искали в осоке
камышовою флейтой
сзывали друзей и подруг
в опрокинутой полночи
птицы слились в караоке
и в запруде мерцал нам
луны потерявшийся круг

не о Лете письмо
у реки постороннее имя
не о городе павшем
четыре столетья назад
мы очнулись в случайное время
мы стали родными
и увидели свет
словно небо очистило взгляд

золотая плотва моя
и краснопёрая стая
вы-то помните эхо
уснувшее в дальнем бору
то ли время течёт по губам
ослепительно тая
то ли это кончается жизнь
с расширением ru