Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2016

* * *

Один я останусь. Пусть годы летят…
Останусь порой предвечернею
пред временем долгим, – а боги простят
твоё от меня отречение.

Полны мои очи, причин не тая,
потери боязнью ненастною,
чтоб в женщинах бледность возникла твоя,
соседствуя с розою красною.

Потеряна ты – это вовсе не сон,
и память твоя – невесёлая:
глазам остаётся в наследство перрон,
а сердцу – колёса тяжёлые.

И не в чем тебя, дорогая, винить –
вине моей нету прощения.
Поверь, что хочу я теперь сохранить
лишьтени желаний священные.

Пойму и другую в неверном раю –
и вспомнится имя бесценное:
в тебе я величье своё сознаю,
пою о тебе, несравненная.

Другую ли встречу – отнюдь не шути,
что звёзды в садах недосчитаны, –
греховное яблоко там не найти,
собаки на верность испытаны.

Гордыню уйми! Не отказывай вновь!
Минутная встреча не кончится:
одна у нас вера, единая кровь –
она именуется Творчество.

Нельзя не почувствовать душу твою.
Судьба ведь – не жертва несложная.
И чудо воочью в тебе узнаю,
и сам признаю невозможное.

Вот снова дождит… Да и снег недалёк.
Вдвоём с одиночеством вспомню я
дожди, для любимой соткавшие впрок
на стёклах шелка невесомые.

Был сон о тебе – он меня наполнял,
был ветер осеннею вестью.
В душе по какой-то причине звучал
рояль в незнакомом предместье.

Да, песня моя начиналась тобой,
тобой завершается праздник,
и возглас мой первый – в тебе, и со мной –
былое, что крыльями дразнит.

И ныне, когда петушиная песнь
ещё не будила рассвета,
в тебе все великие женщины есть,
и все во мне живы поэты.

* * *

Итак, сломалась мачта корабля…

Тому назад всего четыре года я думал ли, что буду средь зыбей вперёдсмотрящим синевы твоей во веки вечные… Итак, сломалась мачта… Тому назад всего четыре года я птицей на рассвете распевал, что ты, дорога долгая морская, светла и разноцветна, как струя, бегущая привольно в океане… Итак, сломалась мачта. И корабль дал крен уже… На днище шелестит страх встречи подлинной с заветною мечтой; и рак-отшельник, пилигрим глубин, Актинию-затворницу ласкает…

Я заблудился среди звёзд морских… И уж который раз переживаю боль утонувших рядом кораблей, как образ осени, где солнце закатилось.

* * *

Царство холода и безмолвия было очень похоже на рай до свершенья греха, и обвиняемый будущий (изгнанья альфа и омега) – краснощёкое яблоко – сладко дремало в объятьях зелёных ветвей… В царстве холода и безмолвия в туго спелёнутых жёлтых пергаментах молча лежала вся история нашей вселенной – академическое издание вечной тоски.

Из царства холода и безмолвия исходили лучи мыслей и тени звуков… И возле морского прибоя древние сети простора вручную чинили, как встарь, рыбаки коренастые…

А где-то в отдалении глухом, в самом сердце сумрачных просёлков крохотной Мингрелии моей, девушка крестьянская несла луч ромашек прямо на кладбище, удивлённое спокойным сном родственников, так давно умерших…

* * *

Ныне сумерекушедших непогода – сердцевысохшая ветка ивы – не даёт покоя мне совсем… В гибком позвоночнике твоём вновь дуга удилища застрянет… Назовуттебя, как бы лаская, «золотою рыбкой», – и, «счастливый», за стеклом аквариума ляжешь прямо на серебряное дно, словно водоросль, что приютилась в парусах зелёных ожиданья… Вечереет… Берегом песчаным сумерки бесшумные прошли, пятками босыми темноты оставляя круглые следы… И к подушке моря в перьях пены движется любовь-криминалист…