Племя

Точка исчезла.

Гром прогремел еще сильнее.

Атлатль забеспокоился. Дождь выше по течению только усилил бы разлив реки. Уровень воды в ней теперь поднимался очень быстро, и некоторые женщины в племени начали шептаться об этом. Но мужчины их уверяли, что река никогда не затопит стойбище, расположенное на высоком берегу.

Атлатль услышал еще кое-что: где-то позади него зашевелились кусты. Кожа покрылась мурашками. Неужели кто-то охотился на него?

Или наконец все-таки пришел Тигренок?

Юноша напряг внимание и снова прислушался. Довольно долго не было слышно ни шороха, и он немного расслабился.

Слабый рокот все еще доносился со стороны далеких туч.

Атлатль встал и потянулся, поморщившись от боли в ноге. Но едва он опять уселся на большой камень, как заметил, что в зарослях промелькнуло рыже-коричневое пятно.

Юноша замер.

Саблезубый тигр!

Снова перед его глазами промелькнул рыже-коричневый мех. От внезапно возникшей мысли у Атлатля по коже побежали мурашки. Это животное двигалось как охотник, преследующий добычу.

А если это был другой саблезубый тигр?

Атлатль встал, держа копье наготове.

Очевидно, зверь знал о том, что здесь притаился человек, поэтому можно было окликнуть его.

– Тигренок?

В ответ послышалось рычание.

В нем звучала не угроза, а предупреждение.

Зверь выскочил из-за куста и бросился к охотнику.

– Тигренок!

Тот остановился неподалеку от Атлатля, и юноша шагнул ему навстречу.

Зверь отступил назад.

– Смотри, у меня нет веревки, – сказал Атлатль. На самом деле ее просто не было у него в руках. Юноша спрятал ее за деревьями, надеясь, что на этот раз Тигренок не попытается пойти за ним обратно к стойбищу.

Он снова шел на риск. Изгнание означало, что никому из племени не разрешалось вступать в контакт с изгоем и общаться с ним. Нельзя было также делиться ни едой, ни кровом. Вот почему изгнание считалось самым суровым наказанием из тех, что мог наложить Совет старейшин.

Но Атлатль все это время не переставал гадать о том, выжил ли Тигренок.

Он пододвинул к зверю копьем одну из птичьих тушек. Последовали шорох листьев и резкое движение. Тигренок лапой подтащил птицу к себе, подальше от Атлатля.

Атлатль усмехнулся, услышав, как на зубах зверя захрустели птичьи кости.

Он подтолкнул еще одну тушку вперед, и Тигренок, прижимаясь к земле, осторожно подкрался к ней, как будто это была настоящая охота.

Снова резкое движение, а потом – хруст костей.

– Что ж, дружище, – молвил Атлатль. – Здо́рово, что мы встретились. Завтра я принесу тебе еще еды.

Он был доволен камнеметалкой. Мелкие птицы едва ли стоили усилий, чтобы их ощипывать и разделывать перед жаркой. Поэтому юноша и не ждал, что племя с энтузиазмом воспримет это новое оружие, а мужчины станут применять его на настоящей охоте. И все же добывать птиц с помощью камнеметалки было намного проще, чем сетью.

Тигренок задергал хвостом, готовясь наброситься на третью птицу. Его пасть была облеплена перышками.

Атлатль рассмеялся.

Тигренок поднял голову и зарычал.

– Неужели, – обратился к нему юноша, – на вашем языке это означает благодарность?

– Нет, – раздался вдруг чей-то голос. – На нашем языке это означает, что я возвращаюсь в племя и говорю старейшинам, что ты нарушил закон изгнания.

Атлатль обернулся.

Из-за кустов, в которых слышался шелест, к нему вышли Пауоу и Аписи.

Два свидетеля.

– Видишь? – спросил Пауоу у мальчика с торжествующей ухмылкой. – Мой отец был прав: Атлатль предпочел это животное законам племени. Нам нужно было только следить за ним и ждать, когда это произойдет.

Атлатль почувствовал, как кровь отхлынула от его лица. Это была ловушка. Банти специально попросил старейшин присудить изгнание, предвидя, что племянник все равно пойдет к Тигренку. Атлатль даже представить себе не мог, какую цену ему придется за это заплатить.

Глава пятнадцатая

– Я стою перед вами как вождь племени, – обратился Нутау к старейшинам. – И говорю с вами как вождь племени, а не как отец Атлатля.

С этих слов начался разговор со старейшинами у костра. Как и в прошлый раз, они сидели по одну сторону от него, а остальные члены племени – по другую. Атлатль стоял в стороне. Он практически не замечал, как холодный ветер разносил мокрый снег и на долину издалека надвигалась буря.

Закутанный в одеяло Банти встал и сердито заговорил:

– А я говорю как шаман племени. Я…

Ему пришлось остановиться из-за приступа сильного кашля. Когда он продолжил, его голос уже звучал не так напористо.

– Я призываю старейшин признать, что Нутау больше недостоин быть вождем нашего племени и не имеет права говорить со старейшинами. Его сын предает нас и злит богов.

– Мой сын… – начал было Нутау, но Банти перебил его, обращаясь к старейшинам так, будто того не существовало: