«На том острове на Куминскоем,
Стоит застава крепкая…
Не много, не мало их — три тысячи,
Грабят бусы — галеры,
Разбивают червлены корабли…»
Светлана наизусть знала, что будет дальше. И могла по памяти повторить:
«Побежали по морю Каспийскому
На ту заставу корабельную,
Где стоят разбойники-
На пристани их стоят сто человек.
А и молодой Василий на пристань стал;
Сходни бросали на крут бережок,
И вскочил — то Василий на крут бережок,
Червленым вязом подпирается.
Тут караульщики, удалы добры молодцы,
Все на карауле испугалися;
Много его не дожидалися,
Побежали с пристани корабельной — то
К тем атаманам разбойничиим.
Атаманы сидят, тому дивуются,
Сами говорят таковы слова:
— Стоим мы на острове тридцать лет,
Не видали страху великого.
Это — де идет Василий Буслаевич;
Знать — де полетка соколиная,
Видеть — де поступка молодецкая…»
И вновь Светлана точно пронеслась сквозь время и увидела реальные события, происходившие восемь веков назад на Куминском острове.
Глава двенадцатая. Тень абсурда
Ночь на Куминском острове выдалась удивительно теплой. Дувший с моря легкий ветерок пьянил, побуждал к веселью. Природа словно шептала: гуляй, ребята! Ни о чем не задумывайтесь и не отчаивайтесь. Разбойничья жизнь прекрасна и быстротечна; она летит, как пущенная из лука стрела, весело пронзая цель! Но бывает лучник ошибается, и стрела падает куда-нибудь в топкое болото. Так и лихой разбойник: сегодня схватил добычу, и счастье кружит ему голову. Но завтра завязнет он в топких болотах. Потонет! Ибо есть на свете Высший Судия!
Этой ночью двое дозорных, дежуривших на одном из участков Куминского острова, пристально вглядывались в бескрайние морские просторы. Наконец тот, что был повыше ростом и постарше своего напарника, сказал:
— Ух, и устал же я, дружище.
Второй — невысокий, рыжий, крепко сбитый, чем-то похожий на Колобка, согласно кивнул:
— Точно, приятель.
— Тогда, может, партеечку в «дурака»? — предложил первый. (Обзовем его для удобства «Приятелем», а второго — «Дружище»).
— А вдруг Главный заметит?
— Брось! — махнул рукой Приятель. — И он, небось, на каком-нибудь посту в картишки перекидывается.
— Нет, — возразил Дружище, — он сейчас рыщет по берегу, как голодный волк, и высматривает, кто из дозорных чем занимается.
— И чего дурью мается? Кто посмеет мимо нас проплыть и не заплатить дань? Мы — «остров в законе»! Тридцать лет тут стоим и еще столько же стоять будем. Одно слово «Куминский остров» всех в трепет приводит. Мы — зона страха.
— И еще бастион демократии.
— А это одно и то же. Так что садись вот сюда, Дружище, место для игры удобное. И нечего пялить глаза в открытое море. Голого зада любимой актрисы там все равно не увидишь.
— Это уж точно, — захихикал Дружище, удобно устраиваясь на мягкой траве.
Приятель вытащил колоду, ловко раскидал каждому по шесть карт. И сразу довольно сказал:
— Я хожу. У меня семь червей.
— Подожди, я посмотрю, может, у меня есть шестерка.
— Забыл, дурачина, карты преферансные. Здесь шестерок нет.
— Точно!
— Ты хоть знаешь какое другое слово, кроме «точно»? Как старший товарищ говорю: учиться тебе надо. А то так и будешь на дозоре стоять да повторять слово «точно».
— Ты и сам не шибко грамотный, — ехидно заметил Дружище.
— Когда я был в твоем возрасте, другие приоритеты были. Люди одним разбоем и грабежом такую карьеру делали! А сейчас к этому еще требуется диплом о высшем образовании. Посмотришь на иного, рожа у него разбойничья, как у тебя, например. А он все равно фигура. Пост крупный занимает либо в министерстве, либо в коммерческой структуре. И ведь никогда не признается, собака, что вышел из простых бандитов… Король! Туз! И вот тебе две семерки на погоны.
— Дружище вздохнул, начал мешать карты.
— Послушай, — спросил он своего напарника, — скоро выборы нового атамана, за кого отдашь голос?
— А ну их всех к лешему! Какая мне разница: нынешний останется — ворюга усатый, или какая-то баба придет. Оппозиция! Феминизм! Сколько мы заморских кораблей ограбили, а что толку? Кое-кто у нас на серебре и злате кушает, на гнедых рысаках разъезжает, а мне с этих набегов — только пара «Сникерсов», да жене моей — комплект «О кей — оби»! Тьфу! А еще считаемся обжорной зоной!