Племя Каина

— Раз у них система тайных вождей, — неожиданно осенило Светлану, — значит, у них должен быть и какой-то верховный вождь.

— Да. Но где он — никто не знает. Это тайна из тайн.

— Но ВЫ надеетесь узнать эту тайну?

— Сначала каинитов нужно выгнать из России. А после… зверя добивают в его берлоге. Если не добить, он обязательно вернется.

Светлана посмотрела в жесткие глаза Николая и… ей сделалось страшно. Она, словно увидела будущее. Он повержен, как Зигфрид, а она, как Валькирия, стоит над его распростертым телом…

Они шли по парку, и Додонова вдруг услышала песню. Ее пели несколько чистых мужских и женских голосов:

«Среди голода и нищеты,

Кровоточащих ран земли

Сила-силушка вдруг встает

И по Русской земле идет.

Осененные мощью Креста,

Не страшась погибнуть в бою

Мы готовы за мать, за отца,

За Россию отдать жизнь свою!

Племя подлое выгоним прочь,

Пусть уйдет оно в черную ночь!

Пусть над миром как юная дева-краса

Засияет славянская наша мечта!

Синеокие витязи, гордость славян

Поднимайтесь на бой, бьет для вас барабан!»

«Кто они, эти люди? — думала Светлана. — Откуда у них такая обширная информация о племени Каина?». В самое ближайшее время она обязана узнать эту тайну.

Николай проводил ее в уже знакомый зал. И вновь взгляд Додоновой остановился на картине «Ставр Годинович». Почему в образе Василисы Микуличны художник вывел ее?..

Глава восьмая. Киевская эпопея

«… Не доедучи до града до Киева,

Пораздернула она хорош-бел шатер,

Оставила дружину у бела шатра,

Сама поехала ко солнышку Владимиру.

Бьет челом, поклоняется:

— Здравствуй, солнышко Владимир стольно-киевский

С молодой княгиней со Апраксией! -

Говорил Владимир стольно-киевский:

— Ты откудашний, удалый добрый молодец,

Ты коей орды, ты коей земли,

Как тебя именем зовут,

Нарекают тебя по отчеству? –

Отвечал удалой добрый молодец:

— … Молодой Василий Микулич-де;

Я приехал к вам о добром деле — о сватанье

На твоей любимыя на дочери…»

Воевода Кирилл влетел в княжеские хоромы, точно ветер. Владимир и его жена Апраксия завтракали. Вид запыхавшегося воеводы несколько удивил и озадачил князя.

— Что случилось?

— Свет-солнышко князь! Матушка княгиня… Опять!

— Опять, говоришь? — усмехнулся Владимир. — И кто на сей раз?

— Василий Микулич. Знатный боярин из Новгорода.

— Из Новгорода? Нет, не пойдет! Как думаешь, жена?

— Не пойдет, — кротко согласилась Апраксия.

— Говорит, что у него золота и добра всякого — тьма тьмущая. Да и сам он молод и собой хорош, — осторожно заметил Кирилл.

— Не будет никогда русский князь деньги во главу угла ставить, — сказал Владимир. — Неужто не понимаешь, воевода, почему не хочу я новгородца в родственниках иметь?

— Нет, Свет-солнышко князь, невдомек мне.

— А ты, Апраксия, понимаешь меня?

— Как же не понять. Не хочешь ты дочку из дома отпускать. Любишь сильно…

— Эх, вы! Советчики! Главного не уразумеете! Кто в Новгороде живет? Демократы! И ведь по большому счету ничего не могут, кроме как орать, торговать да воровать. Они дочку мою вмиг испортят. Напичкают такими идеями, что она сама своими руками собственное государство уничтожит, да еще радоваться станет. Она и так у нас не туда заворачивать стала. Намедни говорю ей: наследник французской короны к тебе посвататься хочет. А она как заревет, как закричит: «Не хочу замуж, хочу учиться!».

— Свет-солнышко князь, не к добру это, — озадаченно заметил воевода.

— Вот потому и спровадь этого новгородца. Только покультурней. Придумай что-нибудь насчет того, что, мол, князь и княгиня нездоровы…

— Дозволь еще сказать, Свет-солнышко князь. Этот Василий Микулич сразу предупредил: если Владимир откажется принять меня, три года здесь стоять буду.

— Каков нахал! За такое я бы его в погреба посадил. Да сидит там уже у меня один соколик. Нельзя больше Новгород злить.

— Прими его и вежливо откажи, — робко посоветовала Апраксия.

— Такой не примет отказа. Прав я, воевода?

— Прав, Свет-солнышко князь. Он, видать, любую преграду готов снести.