Племянница словаря. Писатели о писательстве

Однажды Илью Ильфа и Евгения Петрова спросили, приходилось ли им писать под псевдонимом. На что они ответили:

– Конечно, Ильф иногда подписывался Петровым, а Петров Ильфом.

* * *

Однажды писательница Тэффи невольно услышала следующий диалог двух интеллигентного вида дам:

– Писатель должен многое испытать. Максим Горький в молодости нарочно пошел в булочники.

– Так ведь он в молодости-то еще не был писателем, – заметила собеседница.

– Ну, значит, чувствовал, что будет. Иначе, зачем бы ему было идти в булочники?

* * *

Хорошо знавшая Тэффи в годы эмиграции поэтесса и прозаик Ирина Одоевцева вспоминала ней, что женские успехи доставляли Тэффи не меньше, а возможно, и больше удовольствия, чем литературные. Она была чрезвычайно внимательна и снисходительна к своим поклонникам.

– Надежда Александровна, ну как вы можете часами выслушивать глупые комплименты Н.Н.? Ведь он идиот! – возмущались ее друзья.

– Во-первых, он не идиот, раз влюблен в меня, – вполне резонно возражала она. – А во-вторых, мне гораздо приятнее влюбленный в меня идиот, чем самый разумный умник, безразличный ко мне или влюбленный в другую дуру…

* * *

Однажды Владимиру Маяковскому пришлось выступать перед целым залом писателей. Делом это было для него нередким, но то выступление пролетарского поэта стало особенным. Во время того, как он читал свои стихи на трибуне, кто-то из недоброжелателей поэта, коих хватало в те годы, крикнул:

– Мне ваши стихи непонятны! Глупые они какие-то!

– Ничего страшного, ваши дети поймут, – ответил Владимир Владимирович.

– И дети мои ваших стихов не поймут! – продолжал недоброжелатель.

– Ну что же вы так сразу о своих детях-то, – с усмешкой ответил поэт. – Может, у них мать умная, может, они в нее пойдут.

* * *

Как-то, выступая в политехническом институте на диспуте о пролетарском интернационализме, Владимир Маяковский сказал:

– Среди русских я чувствую себя русским, среди грузин – грузином…

– А среди дураков? – вдруг выкрикнули из зала.

– А среди дураков я впервые, – мгновенно ответил Маяковский.

* * *

Однажды после выступления к Есенину подошла женщина с просьбой об автографе – невысокая, с виду лет сорока, черненькая, невзрачная…

Назвалась по фамилии: Брокгауз.

– А… словарь? – начал Есенин.

– Да-да! – прерывает любительница поэзии (или автографов), – это мой дядя!

– Здесь неудобно. Едем с нами! – решает Есенин.

Впоследствии приятель спросил Есенина, с чего ему вздумалось пригласить товарища Брокгауз («дуреху», как он язвительно ее охарактеризовал.).

Есенин задумался.

– Знаешь, все-таки… племянница словаря! – ответил он.

* * *

Владимир Маяковский в своем стихотворении «Юбилейное» назвал Сергея Есенина «балалаечником». Однажды вечером, после игры в бильярд, Есенин решил ему ответить.

– Простите, но я этого на себя не принимаю… Хотя, вместе с тем, и обижаться не хочу. Дело вкуса, – сказал он.

Затем прочел свое новое произведение «На Кавказе»:

Мне мил стихов российский жар.
Есть Маяковский, есть и кроме,
Но он, их главный штабс-маляр,
Поет о пробках в Моссельпроме.

Маяковский язвить не стал.

– Квиты, – улыбнулся он.

Но Есенин не остановился и, сделав грустное лицо, продолжил:

– Да… что поделаешь, я действительно только на букву Е. Судьба! Никуда не денешься из алфавита!.. Зато вам, Маяковский, удивительно посчастливилось: всего две буквы отделяют от Пушкина. Только две буквы! Зато какие – НО!

Футурист рассмеялся и расцеловал лирика.

* * *

Во время эвакуации Анна Ахматова и Фаина Раневская часто гуляли по Ташкенту вместе.

«Мы бродили по рынку, по старому городу, – вспоминала Раневская. – За мной бежали дети и хором кричали: “Муля, не нервируй меня”. Это очень надоедало, мешало мне слушать Анну Андреевну. К тому же я остро ненавидела роль, которая принесла мне популярность. Я об этом сказала Ахматовой.

– Не огорчайтесь, у каждого из нас есть свой Муля!

Фаина Раневская. Шарж Иосифа Игина

Я спросила:

– Что у вас „Муля?“

– „Сжала руки под темной вуалью“ – это мои „Мули“, – сказала Анна Андреевна».

* * *

Фаина Раневская. Шарж Иосифа Игина

«Совписами» на канцелярите красных бюрократов назывались советские писатели. Литераторы, бывало, изощренно мстили чиновникам.

Во время НЭПа в одной из анкет, которую следовало заполнять писателям, был вопрос: «Владеете ли вы землей и кто ее обрабатывает?» писатель и поэт Павел Лукницкий, более известный как биограф Николая Гумилева, написал: «Владею землей в цветочном горшке. Обрабатывает ее кошка».

* * *