Племянница словаря. Писатели о писательстве

Северянин же, при жизни Гумилева сознательно его «не замечавший», после расстрела не однажды возвращался к его образу в стихах, даже написал о якобы близком знакомстве и визитах в его «старомодный дом» и всегда отзывался с уважением.

* * *

Не секрет, что многие литераторы Серебряного века зарабатывали литературными концертами, с которыми им приходилось гастролировать по провинции. Как-то Максимилиан Волошин и Алексей Толстой отправились в подобный вояж. Для усиления программы они пригласили молодого певца-тенора и балерину, дающую отдельные концертные номера.

Гастроли были трудные. В одном городишке долго не удавалось получить помещение для выступлений. Наконец, зал был предоставлен, но только потому, что чей-то вечер, объявленный накануне, не мог состояться.

Концерт начался со вступительного слова Волошина о современной литературе. Оно не произвело на публику ни малейшего впечатления. Но когда на сцене появился худенький тенор, казавшийся вдвое тоньше своего предшественника, по залу прошел легкий шум. В конце выступления, однако, аплодисментов не было.

Когда же перед зрителем предстал тучный Толстой со своим рассказом, публика пришла в восторг и начала хлопать. Завершение же чтения было опять встречено молчанием. Волошин и Толстой недоумевали. На сцену выбегает балерина – гром оваций и опять тишина по завершении номера. При появлении Волошина, читающего свои стихи, публика прямо-таки неистовствовала.

Позже выяснилось, что зрители приняли концерт за выступление иллюзиониста-трансформатора, способного быстро и значительно менять свой облик! Именно оно, объявленное накануне в этом зале, и не состоялось.

* * *

Парадоксальность мышления Максимилиана Волошина была широко известна и имела многочисленных ценителей. Далеко не все могли спокойно выслушивать его рассуждения об искусстве и тем более о жизни. Как-то раз он делал доклад на заседании Московского литературно-художественного общества. Речь шла о чем-то инфернальном в любви, вроде 666 поцелуев.

Как на грех, на заседание явился Владислав Ходасевич со спутницей и внушительным букетом желтых нарциссов. Случайно один из посетителей попросил цветок и вставил его в петлицу. Это понравилось еще кому-то, и в результате несколько человек оказались украшенными желтыми цветами.

Выступление шло своим чередом, как вдруг вскочил журналист Сергей Яблоновский, очень почтенный человек, и, багровый от возмущения, заявил, что подобный доклад мерзок всем нормальным людям, кроме членов «гнусного эротического общества», имевших наглость украсить себя знаками своего «союза». При этом он указал на обладателей цветов в петлицах.

Зал взорвался бурей негодования. Однако после выступления многие из присутствующих в тот день на заседании истязали Ходасевича просьбами принять их в этот тайный «союз». Не желая объяснять каждый раз происшедшее недоразумением, он отказывал, говоря, что для принятия требуется чудовищная развращенность натуры. Но это не помогало: человек принимался убеждать, что в его случае это как раз имеется.

* * *

Максимилиан Волошин, несмотря на богатырский рост и внушительный вид, был человеком непосредственным и даже где-то очень инфантильным, полагавшим свое мнение единственным верным критерием.

В начале 1910-х он очень подружился с Мариной Цветаевой. Их дружба началась с благожелательной рецензии Большого Макса на первый стихотворный сборник Марины Ивановны, а потом из нее исчез какой бы то ни было деловой интерес. Цветаева часто гостила в коктебельском доме Волошина, именно там она познакомилась со своим будущим мужем Сергеем Эфроном. Все вместе они замечательно общались. Но однажды едва не рассорились насмерть.

Марина Ивановна написала Волошину письмо, в котором сообщала, что выходит замуж за Эфрона. Она просто хотела поделиться радостью с другом и не имела в виду ничего другого.

Однако Волошин понял все по-своему и в ответном послании начал подробно обсуждать, причем, в негативном ключе выбор Цветаевой и отговаривать от замужества. Шокированная Марина Ивановна ответила очень резко: если Волошин не хочет и не может принять ее выбор и позволяет себе обсуждать то, что является ее личным делом, их дружбе конец.

Большой Макс понял, что переборщил, извинился и больше не возвращался к этой теме. Они с Цветаевой и Эфроном остались друзьями, и до отъезда из России супруги часто гостили у Волошина.

* * *

Теми же качествами Волошина можно объяснить еще одну довольно нелепую историю с ним.

У матери Волошина была младшая подруга госпожа Орлова, которая долгое время была влюблена в Большого Макса, но, убедившись в бесперспективности своего чувства, в конце концов вышла замуж за некоего господина Лукьянчикова. Волошин же с присущей ему непосредственностью продолжал общаться с уже замужней дамой, как с подругой, придумывал ласковые прозвища, присылал фривольные письма, словно не замечая существования ее мужа.