– Я хочу увидеть ее и поговорить с ней, чтобы понять, а потом… потом я убью ее, – тихо говорю я, и ложь легко срывается с моих губ.
Как всегда. Как и прежде. Это единственное, что он хочет услышать.
– Отведи меня к Провидице!
– Она не примет нас, – вмешивается Ольга, – не примет, зная, каков наш план.
– Она не знает.
– Она – Провидица! – настаивает Ольга.
И вот он снова, тихий смех Королевы, глубоко внутри меня.
– Она уже не может этого знать… потому что теряет свою силу.
– Что? – бледнея, шепчет Ольга.
Я поднимаю руку, поворачиваю запястье тыльной стороной вверх и подтягиваю рукав. Черная метка.
– Она предала нас. И платит за это.
– Но…
– Оно уже действует, – говорю я. – Проклятие предательства. Она умрет.
–
Этого ей хочется?
– Мне нужно знать почему, – говорю я, поднимая взгляд. – Я хочу понять. Я спала. Я была зачарована. И все же она вернула меня. Она разбудила Королеву! – Я медленно поднимаюсь, Джим позади меня превратился в соляной столб. – Ты знаешь, где она?
Охотник на ведьм медлит.
– На самом деле ты не хочешь ее убивать, – понимает он.
– Я не хотела убивать ни одну из своих сестер!
– И все же они погибли из-за тебя.
Королева молча поздравляет его. Напевает что-то о справедливом наказании, о власти и привилегии властвовать. Я не слушаю ее.
– Отведи меня к ней. Просто отведи меня к ней…
На какой-то миг мне кажется, что он откажет мне в просьбе, но он вдруг кивает. Не проронив больше ни слова, он разворачивается и исчезает из моего поля зрения. Ольга переводит взгляд с меня на темноту, в которой исчез он. Ее глаза сверкают, я вижу в них ненависть, потому что что-то связывает меня с ним – не любовь, но мы связаны.
Она завидует мне так же, как я – ей.
– Иди в свою комнату, рано утром мы уходим. – Больше Ольга не говорит ничего. Она продолжает смотреть на меня, и я понимаю, что она последует за мной. Она позаботится о том, чтобы я действительно добралась до своей комнаты, не ушла снова куда-нибудь с Джимом. Но куда я могу с ним пойти, теперь, когда он знает, что я такое?
Он дрожит как осиновый лист. Я чувствую вибрацию через дерево лестницы. Едва осмеливаюсь взглянуть на него, замечая отвращение и страх во взгляде. Все те чувства, которые мы, феи, порождаем у людей, простых смертных. И все же я поднимаю на него взгляд. Глаза у него необыкновенно большие, лицо бледное, на лбу капли пота.
– Ты… ты… – запинается он.
– Да, – вздыхаю я, касаясь его руки. Он испуганно вздрагивает, его сердце колотится, как у испуганного кролика. Дышит прерывисто и быстро.
– Да, я фея, и все же я не такая, какими ты их себе представляешь. Они не все злые.
Он не отвечает. Что он должен сказать? Он – всего лишь человек.
С тяжелым сердцем я поднимаюсь по лестнице на второй этаж с ключом в руке. Ольга следует за мной, она не выпускает меня из виду. И вот я стою перед своей дверью и вижу номер: 13. Я едва не смеюсь.
– Спокойной ночи, – говорю я и закрываю дверь, оставляя Ольгу в мрачном коридоре. Мне все равно.
Большую кровать с балдахином разглядеть во мраке почти невозможно. В очередной раз осознаю, насколько я слаба и как человечна. Темнота. Тревожная темнота. Я осторожно ощупываю дорогу, тянусь к точеной балке, ощупываю грубую ткань портьер и шероховатые простыни. Потом усаживаюсь и сижу в черной комнате, за глухими окнами – темная ночь. И тогда я заползаю под одеяло, прямо в ботинках и пальто, будто они могут защитить меня от того, что скрывается в ночи.
Я хочу, чтобы охотник на ведьм сидел рядом со мной, хочу ощущать его близость и тепло. Может быть… может быть, тогда они пощадили бы меня хотя бы на одну ночь. Воспоминания.
Но его тут нет. Я сворачиваюсь клубочком и обнимаю ноги руками. В одиночестве. Я одна на этой огромной одинокой кровати, широко раскрытыми глазами смотрю в темноту и не могу сдержать беззвучных слез.
– Простите меня, – шепчу я, но меня никто не слышит. И я плачу, пока не кончаются слезы и сон не призывает меня в свои объятия.
Без сновидений
Я лежу на широкой кровати и смотрю в черный как ночь потолок. Отголоски ночного кошмара еще бушуют в моей крови. Сердце бешено колотится. Я слышу, как она кричит. Все еще слышу. Но с каждым вздохом, с каждым утомительным вдохом и выдохом голоса становятся тише, пока крики не стихают вовсе и вокруг меня не останется ничего, кроме тишины и горького осознания того, что я сама виновата в ее смерти.