— Отдать его повстанцам? Это же фактически вернуть его Каваллоне, я не…
— Не ты ли кричишь постоянно о своей любви?! Так где она, пока я вижу один только эгоизм и помешательство? Если у него есть шанс выжить, так им стоит воспользоваться, не так ли?
— Но мы бы успели дойти до города. Я бы дотянул, я буду идти без передышек, я… — Мукуро скривился. — Я не хочу его оставлять. Откуда я узнаю, что ему помогли? Я буду мучиться неизвестностью и…
— Да не ври хотя бы себе. Ты только из-за Каваллоне так сомневаешься. — Бьякуран глубоко вдохнул, успокаивая самого себя, и почти ласково провел рукой по его лицу. — Сейчас у Каваллоне больше возможностей, чем у тебя. У него больше власти, больше денег, больше связей. Ты же сам знаешь, что ради него он все сделает, а уж лечение обеспечит и подавно. Если ты оставишь Хибари у себя, то погубишь и его, и нас. И если уж ты нас не жалеешь, то поступи правильно хотя бы для него. Если, конечно, твои слова не жалкая пародия на настоящие чувства.
Мукуро долго молчал; Бьякуран начал нервничать. С каждой секундой все больше увеличивалась возможность быть застигнутыми повстанцами, и тогда точно Хибари выживет, а вот они сами — вряд ли.
— Хорошо… я сделаю это, — наконец, ответил он бесцветным голосом и опустился на землю. — На всякий случай, можешь повесить на ветку свой пиджак? Чтобы они наверняка увидели. — Бьякуран кивнул, а Мукуро, склонившись на Хибари, прижался губами к его холодному лбу. — Я обещал тебе сразиться, когда тебе станет лучше, — прошептал он, — но я боюсь, что тебе лучше никогда уже не станет, по крайней мере, со мной. Прости. Я так не хочу с тобой расставаться, ты бы знал. — Он закусил губу и криво улыбнулся, почувствовав, как жжет глаза. — Я люблю тебя. И если тебе будет лучше с Каваллоне…. То пусть так оно и будет.
— Мукуро, заканчивай!
— Не умирай. Я прошу только об этом. — Он сжал его ладонь, зажмуриваясь до цветных пятен в глазах. Ему так не хотелось уходить. Почему именно сейчас? Когда Кея улыбался и шутил, когда только появился какой-то проблеск надежды, когда… они могли бы стать «мы». — Я люблю тебя.
Бьякуран нетерпеливо огляделся, уже отчетливо слыша звук копыт скачущих лошадей. Время было на исходе. Он дернул Мукуро за плечо, с силой оттянул его от Хибари и толкнул впереди себя. Неуклюже переставляя ногами и бессмысленно уставившись в землю, он все же послушно двинулся в нужную сторону.
— Боже, Мукуро, приди ты уже в себя! Помоги мне, я один не справлюсь. — Поняв, что слова бесполезны, Джессо обнял его и уткнулся носом в его плечо. — Давай же, не оставляй меня. Если мы сейчас не уйдем, то нас прикончат повстанцы, а это даже страшнее, чем попасться в лапы к Бельфегору. Если ты решил сдаться, то и мне тогда нечего стараться выживать, потому что кроме тебя у меня ничего больше не осталось.
Бьякуран даже и сам не понял, насколько он устал. Все это — разговор с королем, побег, встреча с Мукуро, ранение Хибари — произошло так быстро, что голова шла кругом. Он будто целую вечность проскитался, скрываясь от солдат.
Он бы все отдал за то, чтобы вернуть мирные веселые дни, что он проводил в компании друзей. Когда не было сумасшедших чувств, душевных терзаний и тяжелых мыслей о том, как сложится дальше твоя жизнь.
— Прости, — вздохнул Мукуро, похлопав его по руке. — Давай поспешим. Нам нужно в город… теперь уже до темноты.
— Отлично! Ты не представляешь, какая глыба свалилась сейчас с моих плеч.
Мукуро натянуто улыбнулся, беспокойно оглянулся назад и тряхнул головой. Позади слышались негромкие голоса и ржание лошадей — повстанцы, как и ожидалось, остановились.
Пальцы все еще слипались от застывшей на них крови, и в груди тяжело и медленно билось сердце, словно вот-вот остановится. Его отчаянно тянуло назад, хотя все уже было решено.
Слова Бьякурана напоминали его собственные, и это заставляло проникаться вложенными в них чувствами. Сейчас… они как никогда понимали друг друга.
— Кто добежит последним, тот дотрагивается до лошадиного навоза, — весело произнес Джессо, хотя в его глазах не угадывалось ни искры смеха.
— Не нужно. Просто бежим.
Бьякуран кивнул, мгновенно становясь сосредоточенным и серьезным. Он попытался сгладить атмосферу, но им обоим оказалось это не нужно.
Мукуро шумно выдохнул и рванул первым. Не оглядываясь, чтобы не было соблазна вернуться. Теперь у него был только он сам и друг, ради которого стоило продолжать бороться.
***
Ему казалось, что он падает в пропасть, дно которой пугало своей чернотой и зияющей пустотой. Было чудовищно жарко, по телу словно ползали скользкие слизни, а вокруг горла все сильнее стягивалась удавка. Сознание медленно покидало, тело становилось легким, и это было такое приятное чувство, что хотелось улыбаться. Ощущение падения прекратилось; казалось, будто он парил.
А потом все резко оборвалось.
Внутри все жгло, в груди больно давило и вернулось чувство нехватки воздуха. В ушах заложило: словно разом кричала сотня человек, а в венах забурлила кровь, как расплавленное железо.