Пленник (СИ)

Старик вздохнул, поднялся, комкая свою и без того мятую шляпу, и покачал головой:

— Нет. Я не могу ехать, у меня еще много работы по дому.

Мукуро на мгновение обомлел. Может, старик еще и глуховат немного, и не уловил угрозу в его словах?

— Я не боюсь смерти, мальчик, и так жду не дождусь ее — совсем старик, — словно прочитав его мысли, произнес дедушка. — Так что можешь делать, что хочешь. — Он прошаркал мимо него, направляясь к своему древнему домику. — Может быть, выпьем чаю? У меня хороший — архистограты такой не видали даже.

— Какие «архистограты», какой еще чай… — пробормотал Мукуро и, без труда обогнав его, загородил ему путь. — Вывезите меня за границы города. Мне бы очень и очень не хотелось вас трогать, но, боюсь, что в противном случае мне придется сделать вам… плохо. У меня достаточно грехов за спиной, чтобы брать еще один.

Старик внимательно взглянул на него, поджав потрескавшиеся губы, и вздохнул.

— За что тебя хоть ищут, мальчишка?

— Если вкратце — за то, что влюбился, — невесело усмехнулся Мукуро, упустив некоторые не особо важные детали. По сути, все, что с ним происходило сейчас — действительно следствие его неадекватных чувств к Хибари. Об остальном старику знать было вовсе не нужно.

— Не в того, в кого следовало? Нехорошо наказывать человека за столь хорошее чувство. Я надеюсь, что ты мне не соврал, потому что помогать нехорошему человеку мне совсем не хочется.

— А если соврал?

— Я этого уже не узнаю, а тебя Бог накажет, — улыбнулся старик, со скрипом открывая кособокую дверцу загона, в котором тихо фыркала невзрачная кляча.

«Бога не существует», — чуть было не ляпнул Мукуро, но вовремя заставил себя замолчать: не хватало еще, чтобы дедок передумал.

Если бы высшие силы действительно обитали где-то на небесах, они вряд ли позволили бы жить на земле таким людям, как Бельфегор. Или как сам Мукуро.

Он помнил, как родители заставляли его молиться перед едой, помнил скучные торжественные пения в городской церкви и маленькую часовню в поместье, где почти постоянно находился Ремей — старый священник с густой красивой бородой и строгим цепким взглядом.

А еще помнил, как его набожных родителей убили в собственном доме, как ему пришлось выживать в одиночку в течение нескольких месяцев, и знал лично людей, каждый божий день посещающих церковь, но при этом потерявших много близких.

Стоило ли говорить о том, что верить в того, кто даже не дает о себе знать, не особо-то и хотелось? Мукуро не верил в Бога и не боялся того, что с ним будет после смерти. Он больше думал о том, что происходило с ним в его дерьмовой жизни на этой грешной земле.

Наблюдая за тем, как старик запрягает в повозку нечто, отдаленно напоминавшее полудохлого пони, он мучился сомнениями, правильно ли поступал. Дело было не в том, что он волновался о старике, а в том, что будет, если этот самый старик решит просто сдать его страже, едва они достигнут ворот? Верить незнакомому человеку Мукуро бы и раньше не стал, не говоря уже о нынешней ситуации.

— Я могу вам верить?

— Нет. Никому верить нельзя в этом мире.

— Хах, как оптимистично. Но я склонен к тому, чтобы согласиться с вами. — Мукуро залез в повозку, проваливаясь в кучу не туго набитых мешков, из которых зерно так и сыпалось.

Старик, тяжко и натужно кряхтя, сел на лошадь и слегка подстегнул ее. Мукуро с трудом взвалил на себя один из мешков и зарылся глубже, стараясь не вдыхать носом затхлый запах пыльного зерна и конского навоза.

В ветхой тряпичной крыше телеги проглядывалось ярко-голубое небо, подернутое легкой пеленой облаков, и почему-то казалось, словно он какой-то узник и видит такую красоту из зарешеченного окошка темницы.

Мукуро нахмурил брови, закрывая глаза. Он очень надеялся, что Бьякурану удалось сбежать и сейчас он в относительной безопасности. Только бы не помчался спасать его — этого только и не хватало после всего, через что пришлось пройти ради этой попытки помочь хотя бы ему.

— А имя у твоей принцессы есть? — неожиданно спросил старик приглушенно и закашлялся. Мукуро сначала даже не понял его, а потом тихо рассмеялся.

— Есть, но имя слишком известное, чтобы его называть.

— Мм… по твоему говору я понял, что ты явно благородных корней. Может быть, я угадаю?

Мукуро услышал отдаленный звук лязгающих доспехов и невольно вздрогнул. Он так увлекся разговором со стариком, что почти забыл о преследовании.

— Может быть, леди Карла?

— Ей же больше пятидесяти! — на автомате ответил Мукуро и вспомнил вдову герцога Айвора. Толстенькие старушки с манией величия уж точно не были в его вкусе.

— Правда? Премиленькая была женщина, как я помню.

На язык так и просилось: «В каком году вы видели ее в последний раз?», но он снова промолчал, не найдя в себе сил даже посмеяться. Старик тоже молчал, и вскоре они въехали на более оживленную местность.

— Овес, овес, кому нужен овес! — вдруг закричал старик скрипучим голосом, и Мукуро захотелось обругать его всеми ужасными словами, которые он только знал. А если кто-то захочет купить, поднимет мешок и увидит его, вольготно разлегшегося на дне?