Пленник (СИ)

Первым порывом Мукуро, когда он узнал о надвигающемся на Фиор войске, было сразу желание помчаться туда и помочь всеми силами, но, с трудом успокоив себя, понял, что Бьякуран сунется туда в последнюю очередь. Действия новоиспеченного короля и его верного вассала настораживали и сбивали с толку: Бьякуран был объявлен изменником королевства, Фиора в любом случае он бы лишился, какой смысл отправлять для захвата целую армию? Да и какой болван вернется в место, которое во всеуслышание объявили засадой?

Бьякуран не был дураком и он не любил свое графство, но искренне любил свой замок и своих людей. Точнее, своих стражников. Стража тоже души в нем не чаяла, и это несмотря на то, что прислуга Джессо ненавидела всем сердцем, да и он платил им той же монетой. Если он и мог вернуться в место, готовящееся стать его могилой, то лишь ради них.

Вдруг раздался громкий хлопок, и рядом с Мукуро, прямо к его ногам, упал грузный старик с намечавшейся на макушке лысиной. Он предпринял слабую попытку подняться, оперся на руки, кряхтя, упал и засопел, ткнувшись носом в пол.

— Куда лучше моего замка, — отметил Мукуро, брезгливо отодвигая носком обуви храпящее тело, которое источало невероятное благоухание.

—…Кея! — услышал он совершенно неожиданно и вскинул голову, оглядываясь.

Кто? Кто-то позвал Хибари? Он, что, здесь?

Мукуро поднялся на ноги и с замиранием сердца выглянул в зал, битком набитый разномастными людьми. Среди всего этого столпотворения выделить одного-единственного человека было просто невозможно.

Если бы Хибари находился здесь, то мгновенно собрал бы вокруг себя кучу народу: внешность у него была запоминающаяся, да и известность его шла впереди планеты всей, так что Мукуро разглядывал лишь тех, кто прятал лицо: за капюшонами, платками, повязками и шляпами, но не находил его.

-…и потом он врезал ему по горлу — вот так, — с ажиотажем рассказывал один из неплохо одетых мужчин, занявших целый стол. Он рубанул себя ребром ладони по шее и скривил лицо, изображая мертвеца. — Я говорю: этот Хибари Кея просто зверь! Мне казалось, что он раздерет его одними зубами!

Мукуро захотелось самому вцепиться ему в горло и не отпускать его, пока он не захлебнется кровью.

Разочарование, накатившее после осознания того, что Хибари в этом месте даже близко не пахнет, подействовало настолько ошеломляюще, что наступила неожиданная, но долгожданная апатия.

Он сел в свой угол и, прислонившись боком к стенке холодного камина, закрыл глаза, желая просто провалиться в сон.

***

Бьякуран с детства был окружен роскошью. Он не знал недостатка в деньгах, в обществе, во влиянии, но почему-то все равно чувствовал… неудовлетворение. Он искренне веселился на балах, с удовольствием флиртовал с юными и не очень леди, поддерживал политические разговоры в мужском обществе, но порой, когда не мог уснуть ночью или на мгновение оставался в одиночестве посреди разряженных лордов, испытывал некое… неудовлетворение. Такое странное ощущение, словно ты устал, но не физически, а скорее морально. Тебе нравится то, чем ты занимаешься, но изо дня в день повторять одно и то же жутко утомительно. Когда родилась дочь — это непредсказуемый маленький комочек оборок — стало намного легче, жизнь заиграла яркими красками. Если для жены Юни была маленькой куклой, которую наряжали, причесывали и брали на ручки, чтобы показать свету, то он тогда действительно растворился без остатка. Он никогда особо не любил родителей и очень малочисленных родственников, терпеть не мог навязанную ими же жену, и только с рождением дочери понял, что такое любить по-настоящему, а не только делать вид.

Поэтому… когда ее не стало, жизнь будто ушла вместе с ней. И даже яростный порыв, заставивший его придушить женушку собственными руками, не смог смягчить горе. Сколько времени он провел в добровольном затворничестве? Два, три месяца, полгода? Он помнил лишь момент, когда Кике — управляющий замка — уговорил его посетить хотя бы один прием Сезона, и он согласился лишь для того, чтобы тот от него отстал.

Так совпало, что этот самый прием проходил в Лэндинге, где графом был весьма неприятный тип. Но эта поездка вдохнула в него жизнь заново: там он встретил Занзаса, Кэтрин, ММ и Мукуро — правда тогда его звали просто Лео.

И спустя несколько месяцев он закрыл дверь в детскую — впервые.

Но это не означало, что он забыл.

Поэтому он не мог не вернуться.

Фиор был его домом. Был местом, где появилась его дочь, где он сам родился. Здесь они с Занзасом и Мукуро, переодевшись в тряпье, шарахались по улицам, подслушивая сплетни народа и влезая в драки на рынках с мошенниками и ворами.

Может быть, он не был замечательным графом, но он любил Фиор.

— Господин! — встретил его радостным приветствием капитан стражи.

Дома в деревнях стояли заброшенными, улицы города пустовали, на дорогах блуждали волки, прежде не подбирающиеся так близко к поселениям, и лишь запертый наглухо замок гудел, словно улей.

На сторожевых вышках стояло с десяток патрульных, а из-за тяжелых ворот, прикрытых решеткой, доносились громкие голоса и причитания.