Пленник (СИ)

Хибари вдруг оступился и схватился свободной рукой за плечо, кривя лицо. Боль в спине давала знать все чаще: видимо, долгая дорога сыграла свою роль, и он все-таки занес заразу в рану, пока скитался в дикой природе и по сомнительным тавернам.

— Ты в порядке?

— В полном. Твоя забота мне не нужна, — отрезал Хибари, отдергивая руку и медленно выпрямляясь. Он, часто и осторожно дыша, снова вышел вперед, расправив плечи и вскинув голову. Даже в таком состоянии он старался держаться так, словно с ним действительно все было в порядке. Хотя он прекрасно понимал, что это очень далеко от правды.

— Так… где Каваллоне? Ты здоров, а значит тебе помогли повстанцы. Он все же покинул орден, или они ошиваются неподалеку?

Хибари опять промолчал, нахмурив брови. Мукуро не стал допытываться, да и ответ знать ему не особо хотелось. К тому же, он догадывался о примерном сценарии, а слышать о тошнотворно-слащавой истории воссоединения двух любящих сердец было выше его сил.

Хибари шел впереди, и Мукуро смотрел ему в спину, даже не стараясь его нагнать.

Когда-то Кея спросил его, за что он его любит — теперь, такого? Раньше не было времени как следует поразмыслить об этом, да и сейчас тоже, но почему-то он никак не мог перестать об этом думать.

Они знакомы уже год. Столько всего произошло за эти месяцы — на всю жизнь хватило бы…

Мукуро помнил, с чего начиналось: легкий интерес, желание причинить боль, унизить… Потом он хотел сломать, хотел увидеть страх, слышать мольбы о пощаде. Потом он хотел обладать. А когда появился Каваллоне, в нем взыграло чувство собственничества. После этого все так стремительно завертелось, что заниматься самокопанием было некогда.

Все сводится к соперничеству? Или все относится к банальной жадности?

Кея не мог понять, за что его можно любить, ведь сейчас он, скорее всего, ненавидит себя. Что сейчас в нем осталось от того Кеи, которого Мукуро встретил впервые? Полюбил ли он его прежнего, мирясь с неизбежными изменениями в его характере и поведении, или он привязался уже к «новому» ему, сломленному, но отбрыкивающемуся из последних сил. Или же обе его личности представляли для него большой интерес?

— Почему ты подыграл? — вдруг спросил Хибари, не поворачиваясь к нему.

— Прошу прощения?

— Когда я притворился, что не помню тебя. Я думал, ты воспользуешься этим, чтобы… — он замолк, но Мукуро прекрасно его понял.

-… чтобы втереться тебе в доверие и снова заполучить тебя? Как же я упустил такой шанс? — насмешливо фыркнул Рокудо. — Мне показалось правильным дать тебе возможность начать жизнь заново.

— Когда это ты стал поступать правильно?

— Ты хотел спровоцировать меня, чтобы лишний раз удостовериться в том, какой я мерзавец. Чтобы заставить себя ненавидеть меня еще больше. Но разве тебе это нужно? Ты ведь и так терпеть меня не можешь — настолько, насколько это вообще возможно. Или в какой-то момент это изменилось?

— Не смеши меня.

— И не собирался.

Хибари резко остановился — Мукуро едва не врезался в него.

— Ты можешь фантазировать о чем угодно, пока мы не дошли до поместья. Я убью тебя, и думать ты больше не сможешь ни о чем.

— Как всегда, самоуверенно. Но спешу тебя огорчить: сегодня кровопролития не будет. По крайней мере, между нами.

— Сегодня, — по слогам процедил Кея, опаляя его яростным взглядом. Мукуро пожал плечами:

— Не сегодня, Кея. Я больше недели носился по полям, лесам и грязным кабакам, скрывался от солдат и чокнутых охотников за головами, спал под кустами и на полу, где топтались свинопасы; я грязный, от меня воняет, я жутко устал и хочу нормально отдохнуть. Вот после того, как я превращусь обратно в нормального человека, тогда мы и поговорим с тобой о сражении. В противном случае, ты просто убьешь безоружного несопротивляющегося человека. Если тебя это устраивает, то — пожалуйста.

Хибари мгновение сверлил его взглядом, молча отвернулся и продолжил путь. На самом деле, еще пару часов назад он мучился от болей и усталости, но едва увидев Мукуро (которого узнал бы и в лучшей маскировке), сразу забыл обо всем на свете. Ему хотелось убить его, хотелось долгой, изнурительной драки, которая выбьет из головы все мысли, хотелось освободиться. И даже не особо важно, кто из них выйдет победителем. Он до умопомрачения хотел убить Мукуро, но иногда ловил себя на мысли, что может быть — только может — ему хотелось умереть самому.

— Стой, — окликнул его Мукуро, и Хибари, все еще погруженный в себя, невольно послушался.

Они только перешли деревянный мостик, перекинутый через обмельчавшую грязную речушку, и здесь нужно было сойти с тропы.

— Когда ты был графом, тоже шел пешком? — отстраненно спросил Хибари. Мукуро настороженно огляделся и, взяв его под локоть, потащил в сторону леса, значительно убыстряя шаг.

— Конечно, нет, — раздраженно ответил он, подталкивая его к деревьям, и опасливо посмотрел назад. — Мы доезжали верхом, на каретах до поместья не добраться.

— Зачем твоим родителям тайное логово? Они чего-то боялись?