Пленники Сабуровой дачи

— Васька я знаю, конечно. Соседи ведь. Вот перед самой оккупацией, как я сюда к родственникам переехал, и познакомились. Я знал уже тогда, что обязательно займусь подпольной работой, с тем в Харькове и оставался. Приглядывался к Ваську, конечно. Может, и он на что сгодится. А потом — все, — рассказчик зло сощурился, и стало ясно, что парень этот, несмотря на всю приветливость к своим, врагов умеет ненавидеть люто и непримиримо. — Прибежала как-то к нам сестра Васька, Анна Яковлевна, вся в слезах. Говорит, нет больше Васька. — Корж начал объяснять: — Парень ведь болен. Ну, вы знаете. Таким раз в несколько месяцев обязательно надо в больнице лежать. Анна Яковлевна с Васьком так радовались, что фашисты их Сабурку не закрыли. Думали, Васька и пролечится, и подкормится там немного. А вышло вон как: едва он туда лег, как эти сволочи всех пациентов расстреляли. Сначала слух по городу пошел, потом даже что-то там официально разъясняли. Вдумайтесь! — Николай Корж пристально глянул в глаза своему тезке. — Родственникам официально разъяснили, что расстреляли их близких, потому что те были, по мнению новой власти, неполноценными и для жизни не предназначенными. Анна Яковлевна тогда решила больше ничего не бояться. Антифашистские листовки по городу всю оккупацию расклеивала. Я отговаривал, — он развел руками, мол, а что еще оставалось делать. — Потому что слишком много глупого риска. Она тогда не знала, чем я на самом деле занимаюсь, стыдила меня, когда услышала, что отказываюсь с ней и ее знакомыми листовками заниматься. Скандалила. Недавно, когда все узнала, приходила извиняться. — Он явно немного смутился. — А надо было мне извиняться. Врал ведь я, а она честной была! Я говорил, что любой человек о собственной жизни думать сейчас должен, а не о листовках этих. Но я, знаете, потому и выжил, что скрытный был. Правда, после февральского освобождения Харькова вместе со всеми прокололся. Думал, наши вернулись навсегда. Хотя мог бы понимать. Котельную одну, которые фашисты, отступая, хотели из строя вывести, мы спасли. Я пришел к коменданту. Дай, говорю, бочку горючего, запустим котельную. Он ответил, что ему собственные танки заправлять нечем. Тут я и должен был бы все понять. Наши измученные, без оснащения, в размокших, разваливающихся валенках, впору ожидать, что фашисты вернутся и отпора не получат. Но я не понял. Ничего не скрывал уже. У меня на квартире явка была. Пароль — «добрые люди». Газетчики тогда даже статью к печати с таким названием готовили. Как сейчас помню, ходил на Сумскую — Либкнехта, 13, там тогда «Соціалістична Харківщина» обосновалась, интервью давать. Опубликовать не успели — в марте снова немцы тут были. Я вовремя сообразил, что, раз даже до статьи дошло, то оставаться в городе мне нельзя. Успел скрыться в Купянске. А остальные наши ребята, увы, своей радостью по поводу первого прихода наших подписали себе смертный приговор. Им-то казалось, ну, подумаешь, с соседом поделился, что, мол, не зря в подполье столько жизнью рисковал. Ну, подумаешь, флаг вывесил, как все. Это ж не газетчикам интервью давать, это не страшно. А на деле соседи оказались — врагу не пожелаешь: едва фашисты вернулись, так все наше подполье и расстреляли.

Немного помолчали из уважения к погибшим.

— Но я отвлекся. Вы о Ваське расспрашивали, да? Так вот, я очень обрадовался, когда пару дней назад увидел его живым. Он, оказывается, разыскивал сестру. Приходил к нам сюда еще в начале сентября в сопровождении работника больницы. Но их дом разбомбило. О том, что Анна Яковлевна в подвал к нам перебралась, он не знал. Рассудил по-своему: раз дома нет, то и сестры нет. Плакал, горевал. Ушел обратно в больницу и больше поисками Анны Яковлевны не занимался.

— А может быть, что Васек знал про схрон оружия в Сабурке?

— А вы осведомлены, — подпольщик настороженно нахмурился. — Хотя понимаю, работа такая… Не думаю, что Васька знал про оружие. Никто не знал в Сабурке, кроме товарища Игнатова. Я, кстати, тоже. Этот схрон по другой ветке подполья шел. Это сейчас меня привлекли разбираться. Там кое-что пропало, кажется. Кто его разберет, почему и при каких обстоятельствах… Спросить уже не с кого.

Снова помолчали.

— А после той встречи в Сабурке вы Василия не видели? — предварительно кашлянув, как бы извиняясь, что нарушает торжественность момента, спросил Опанас.

— Не видел. Но где живет его сестра, объяснил подробно. Загляните к ней, она, может быть, знает больше.

Сказано — сделано. Чтобы попасть в подвал, пришлось обходить дом, то и дело проваливаясь в грязь на всю высоту сапог.

— Видишь, никакой злонамеренности, — говорил Опанас по дороге. — Парень получил адрес сестры и на следующий день ушел ее искать.

— В первый раз уходил на поиски — отпрашивался в письменном виде, а сейчас — просто взял и ушел? — парировал Коля. — Да еще и записку оставил с извинениями, едва услышал про то, что виновника нападений нашли… Как-то все не сходится.