Пленники Сабуровой дачи

Всю вторую половину вчерашнего дня Коля провел в хаотичных и бессмысленных гонках. Узнал, что от поврежденного второго корпуса как раз в то время, как Света с Тосей пропали, увезли грузовиком мешки со строительным мусором, — помчался на свалку. Узнал, что на чашках Светы и Тоси обнаружены остатки того же сильнодействующего препарата, которым «вырубали» недавно Дородного, — принялся допрашивать ни в чем не повинного больного. Всю ночь возился еще с чем-то, о чем Морской уже даже и не знал.

— Иди домой, приляг! — снова обратился он к другу.

— Прилягу, это верно! — Напугав теперь еще и покладистостью, согласился Коля. — Глеб вроде говорил, если что нужно — обращаться. Так обращусь! У него стульев в кабинете слишком много. На них и покемарю…

Морской ушел, так и не рассказав, какие выводы они с Двойрой, Ларочкой и Женькой сделали вчера, допоздна обсуждая происходящее. Впрочем, ничего конструктивного ведь и не надумали. Обговорили старое, припомнили все мелочи, разложили по полочкам все новости, что принес этот грустный день. Увы, как и у Коли после следственных мероприятий, никакой ясной картины из этого не сложилось. Известно, что Тосю и Свету опоили сильнодействующим снотворным, но куда вывезли и, главное, зачем, никто не представлял. Преступника или преступников никто не видел. Отпечатков пальцев или еще каких-нибудь важных улик они не оставили. Обыск во флигеле у Светы и в каморке Тоси проводили явно наспех, но, тем не менее, скорее всего в перчатках.

Теперь Морской, конечно, был в напряжении. Всё ждал, что на пороге редакции появится посыльный и сообщит нечто ужасное. Или что Ларочка пропала, или что Свету с Тосей нашли бездыханными и надо как-то сообщить об этом Коле…

Но вместо этого пришли другие вести.

— Смотрите, кого я вам привела! — В проеме двери возникла улыбающаяся Анечка. Народу в комнате было немало, но она смотрела прямо на Морского и обращалась явно к нему: — Вот!

В редакции на миг стало светлее и уютней. Вошла Галина Поволоцкая. Исхудавшая, с посеревшим лицом, но все с теми же смеющимися глазами и немного ироничной улыбкой. Та самая Поволоцкая — друг семьи Морских, устроительница довоенных литературных посиделок, любительница говорить начистоту, жена чудесного поэта — Саши Поволоцкого.

«Ну надо же!» — Морскому стало стыдно. За эти дни ни разу ему не пришло в голову заглянуть к Поволоцким. Конечно, можно было сослаться на уверенность, что они эвакуировались. В последний раз Морской видел Галину с Сашей, когда передавал им через окно оставшийся багаж: увидев, что увозящий литераторов в эвакуацию состав заполнен до отказа и осознав, что с двумя маленькими детьми перенести дорогу будет невозможно, они сходили с поезда. Решили ехать следующим составом, ведь Саше, в отличие от Морского, был предоставлен выбор: уезжать сейчас или еще работать и отбыть с последним поездом. Неужто не успели?

— Вот я вас всех прошу-прошу подыскать нам толкового специалиста, а вы не можете, — затараторила Анюта. — Пришлось самой. Хорошо, я Галину Борисовну знаю. Как только услышала, что она остается без работы, сразу к нам зазвала.

— Выперли с прошлого места службы — и двух недель не прошло, — иронично прокомментировала Поволоцкая. — И вы, Анечка, тоже выпрете. Как только по какому-нибудь поводу кто-нибудь спросит мое мнение, я отвечу честно, и тогда…

— Мы ничего не будем спрашивать, не волнуйтесь, — перебила Анечка. — Нам специалист нужен, а не справочное бюро. — И снова принялась жаловаться: — Так вот! Я сказала всем, чтоб поискали нам сотрудника, но в результате все равно пришлось искать самой.

Морской поискал в мозгу подобные просьбы от Анюты, нашел и очень удивился. Но своих, разумеется, надо было защищать.

— Я уверен, такой сотрудник, как товарищ Поволоцкая, справится с любыми задачами, — витиевато начал он. — Имея безупречный художественный вкус, сложно самому не быть художником.

— Художником? — скривилась Анечка. — Почему художником? Вы отстали от жизни, товарищ Морской. У нас с художниками теперь все в порядке, нам корректор нужен. Помните, на прошлой неделе что было? Вместо «Москва — столиця пригноблених» — «Москва — столиця пригноблення» написали. Хорошо, у товарища Хижняка случайно уже перед печатью на эту статью глаз упал, — последние слова Анечка произнесла после того, как заглянула в свою легендарную шпаргалку. — И ведь что оказалось! Мало того, что ошибка, так ведь и статья не новая! Ишь, придумали! Перепечатали давнюю, еще довоенных лет статейку. За нее и тогда головы полетели, и сейчас. Оно бы и ладно, но у нас — три дыры в штате. Я так рада, что у коллег в редакции была как раз, когда редактор Галину Борисовну отчитывал. Вот и договорились о переводе, чтобы всем хорошо. Нам — опытный сотрудник. Им… — Тут Анечка не нашлась, что сказать, но Поволоцкая ей помогла:

— Вы оказали им огромную услугу! Для них большая честь и радость не видеть меня больше. — Она снова переключилась на Морского: — Можно, я не буду тебя обнимать? Виделась со Смоличем. Не сдержалась, кинулась на шею, разрыдалась. Не хочу опять этих глупостей…