Встав на носочки, я дотянулась до господских губ. Громко чмокнув его, отпрянула и поморщилась, хватаясь за мгновенно вспухшие свои губы.
— Это не то, на что я рассчитывал, — рассмеялся он, но все же позволил мне вырваться.
Он проводил меня к повозке, в которую вместо лошади был запряжен прислужник. Он и сам смахивал на лошадь. Его толстое серое брюхо волочилось по земле. На ногах копыта, на голове три пары коротких рогов. Спина кривая, словно позвоночник ломался несколько раз и сросся в неправильном виде. Морда вытянутая, с рядом острых зубов, торчащих изо рта.
— А если он меня сожрет? — насторожились я, увидев это чудище.
— Он тебя не тронет, — ответил Бальтазар и, схватив его за горло, в глаза посмотрел: — Так ведь?
Тот услужливо кивнул в ответ.
Я села в повозку и в последний раз взглянула на Бальтазара. Маркус принес цепь.
— Зачем это? — спросила встревоженно.
— На случай, если ты вздумаешь бежать, — ответил Бальтазар, заковал мои руки в оковы и закрепил конец цепи к повозке.
Маркус прикрикнул на прислужника, и тот, шустро перебирая ногами потащился к воротам.
Вскоре тюрьма осталась позади, и я с грустью смотрела как ее очертания рассеялись в пыльной дали.
Глава 17
Прислужник тащил повозку без передышки. Дорога по жаркой пустыне показалась мне бесконечно долгой, словно двигались мы не дни, а месяцы.
Я старалась не думать о том, что ждёт меня впереди, потому что решимость таяла с каждым шагом демона.
Урфик встретил нас далеко за пределами владений Бальтазара. Рядом с ним на коленях стояла наложница. Я выбралась из повозки и тогда он велел ей занять мое место. Прислужник развернулся и повез ее по обратной дороге в тюрьму.
Неприятно кольнуло в груди. Бальтазар не только избавился от меня, но и велел прислать замену.
Следуя за Урфиком, я спустилась в подземелье. Мы шли по знакомым коридорам, уходящим глубоко под землю. Уловив первые крики людей, я резко остановилась. Страх сковал мое тело. Впервые мне захотелось обратно. К Бальтазару. Лепить глину на гончарном круге, разглядывать книги и перечить Господину. Все это казалось раем по сравнению с тем, что творилось здесь. Урфик толкнул меня, принуждая двигаться дальше.
Мы спустились в большой зал, битком набитый голыми телами.
— Три дня, человечка, — усмехнулся Урфик и мощным ударом в живот, отбросил меня в клубок переплетенных тел.
Я попыталась вскочить на ноги, но меня обхватили чьи-то скользкие руки. Паника ударила в голову. Я брыкалась, лишь сильнее увязая в кишащей массе. От людей воняло гниющей плотью и еще чем-то, смутно напоминающем запах горящей свечи. Визг, стоны оглушали. Они впивались мне в голову будто острые колья. Цепкие пальцы вспарывали кожу, выпуская наружу кровь. Боль отрезвила меня. Зубами впиваясь в чужую плоть, я чувствовала горькую гниль во рту и, сдерживая рвотные позывы, стремилась выбраться поверх ослабленных тел.
Зал задрожал, люди подо мной на миг взбесились. А затем резко замерли, подняв головы кверху. Из глубоких щелей под потолком потекла белая патока. Дымящаяся, густыми потеками она стекала по стенам. Люди рванулись к центру зала.
Резкий запах воска ударил в нос. Дрянь, что лилась на нас, неумолимо прибывала, погребая под собой не успевших сбиться в кучу людей. Они барахтались в ней, в немом крике разевая рты. Лица их стали похожи на маски, уродливо слепленные из воска.
Я карабкалась наверх, с трудом удерживая равновесие. Кожу обжигало паром. Куча стала оседать. Люди тонули в горячем воске, в хаотичном порядке распределялись по залу. Я не могла спастись. Не могла избежать страха, ледяными пальцами сдавшего внутренности. Не могла спрятаться от боли, которая вот-вот захлестнет меня.
И тогда я прыгнула. Провалилась в вязкую реку, которая поглотила меня с головой. Вынырнула, и напрягая голосовые связки, издала хриплый вопль. Кожа ошпарилась, покрытая густым слоем воска. Я варилась заживо, плавилась, как свеча, занесенная над огнем. Боль безжалостно терзала тело, и я малодушно звала Бальтазара. Молча, даже не пытаясь разлепить намертво сомкнутых губ. И только, когда отчаялась его увидеть, вспомнила, для чего обрекла себя на эти страдания.
Боль мешала сосредоточиться, разрывала в клочья малейшие воспоминания. По крупицам собирая эти клочки, я искала в памяти нужные фрагменты. Один за другим вытаскивала их из тайных ящиков, обнажая перед собой даже самые ничтожные пороки. Зависть, ложь, осуждение, высокомерие. Я сожалела о каждом из них, а вместе с тем раскаивалась.
На смену воску полилась горячая вода. Сдирая пальцами липкую пленку, ставшую мне второй кожей, я оставила на теле множество кровавых ран.
Смешанная с воском вода просачивалась сквозь длинные щели над полом. Она постепенно убывала, обнажая сгорбленные в болезненных позах человеческие тела. Люди вымученно стонали и корчились от боли, взмахивая изъеденные воском руки. Вода принесла мимолетное облегчение.