Пляс Нигде. Головастик и святые

Они странные, как инопланетянцы. Мужчин зовут Николай, женщин – не знаю. Всегда прятались. Доверяли только Герою, который всех любит. В буквальном и переносном. Когда он подгребает, звеня медалями, – у них праздник. Бегут на берег. Улыбаются, машут, кричат: водка едет! Герой, как Дед Мороз, звенел и стеклотарой тоже. Пока все трезвые, обязательно шли проведать богов в амбарчик на высокой ноге. Потом за рыбой.

47

Первый раз это было в мае. День стоял тёплый, прозрачный. Речная вода, обычно коричневая, как крепкий чай, в тот день была голубой. Мы ехали на трёх лодках, прямо по отражению неба. Впереди два Николая, молодой и старый, оба светятся от радости, что вечером будут в зюзю. Предвкушение выпивки – это великий момент, когда душа алкаша разговаривает с богом.

Николаи хихикали, как дети, и вдруг кричат: сюда! Мы с дедом подъезжаем, за нами ещё два Николая. Все вместе зырим в реку. А там, маленько ниже поверхности, крутится жёлто-зелёный шар размером с футбольный мяч, из которого торчат лапы с перепонками. Самоеды обрадовались, стали Герою что-то говорить и показывать на меня пальцами. Дед хохотнул и отмахнулся от них. Но они продолжали на своём настаивать, жестикулируя в мою сторону и повторяя слово “тау”. Я пихнул деда в бок – что за сепаратные переговоры? Он подёргал бороду, пожевал губами и, как будто нехотя, перевёл:

– Говорят, повезло тебе, Головастик. На жабью свадьбу попал. Можешь выбрать невесту.

Я раньше ничего подобного не видел и не знал, что хладнокровные твари устраивают сексуальные оргии. Герой подтвердил, что это редкое явление, которое самоеды называют “наварнэ перанты”, а по-русски – “ебущийся шар”. Встретить его – хороший знак и большая удача. А тот, кто при встрече не растеряется и сам поимеет е-шар, сказал Герой, причастится речной силы и вечной жизни.

– Хочешь?

– Издеваешься?

– А что? – смеётся дед. – Чем плохо природу любить? Зверушек итить? Я, когда молодой, жил с медведицей одной.

– Брехло ты! Пусть твои Кольки трахают лягушек!

– Они робкие, у них концы короткие. Они любят простую жисть – водку исть да рыбку грызть. А ты нюхни грибного табачку и бери любую жабочку.

Достал кисет, насыпал мне в ладонь серой душистой трухи. Жестом показал – в нос. Остяки тем временем кружили вокруг на лодках и спорили. Я понимал, что обо мне. Из одной лодки кричали: “Головастих палты хуят харах-мурах”, из другой отвечали: “Головастих палтаплы”. Даже не пытаясь угадать, что лучше, я всё ближе подносил к ноздрям горстку порошка. Всю жизнь ведь подписывался на чудеса, почему сейчас отказываться? Иначе потом жалеть буду. С этой мыслью занюхал дедушкин табак. В носу зачесалось. Из глаз потекли слёзы. Я разинул рот и чихнул на весь мир. Потом ещё и ещё. Но это было приятно, невозможно даже рассказать, какой кайф. С каждым чихом мир делался лучше и лучше. Унылое говно отваливалось тоннами. Лёгкость в теле становилась необычайной, как подъёмная сила реактивного двигателя. Когда я наконец успокоился и протёр глаза, то увидел, что сижу на небе, где водят хоровод красавицы в золотых с травяным узором сарафанах. Посредине круга стояли парни, одетые в зелёные штаны и жёлтые рубашки. Они хлопали в ладоши, пели высокими голосами, и были все с хорошим таким стояком, возбуждённые. У красавиц из рукавов разлеталось веером мелкое конфетти, в которое парни поплёвывали тонкими и точными струйками слюны, напоминавшими разноцветный серпантин. Смотреть на это было радостно, и очень хотелось участвовать.

Лихо ворвавшись в круг, я хватал девиц за упругие бока и с каждой танцевал по очереди, пока не оказался лицом к лицу с самой прекрасной из них, высокой, как новогодняя ёлка. Она глядела на меня сверху вниз, удивлённо округляя глаза, но, когда я крепко сжал её бёдра, выгнулась в истоме, и обе руки свои вложила мне в рот, который наполнился чем-то вроде сладкого клея, возбуждающего нёбо, язык и всё остальное. Язык стал бесконечно длинным. Можно было дотянуться до солнца и лизнуть чёрное пятно, которое на вкус оказалось как жжёный сахар.

Где-то далеко внизу проплывал е-шар красивого голубого цвета с белой пеной облаков и очертаниями континентов. Я поймал его на передок и, движением бёдер, отфутболил своей партнёрше. Она вернула подачу, и мы ещё долго так перепихивались, кружась в общем хороводе, но как бы и отдельно ото всех.

Рот растягивался до ушей, глаза выкатывались из орбит. Между ног бурлило веселье. Лапы красавицы шерудили у меня во рту не переставая, и я чувствовал, что сдержанность моя на исходе. Кончил ей прямо на сарафан длинной струёй изо рта, приятно удивляясь: как это может быть? Она вздрагивала и смеялась, подставляя подол.

48

Смех раздавался отовсюду. Вселенная на сто процентов была заполнена смехом. Пустоты не было вообще. У космонавтов есть чувство юмора, с помощью которого можно запрыгнуть на звезду и вернуться на землю. Я лежал в зелёной траве.