Пляс Нигде. Головастик и святые

Наверное, всё так и было. Потому что в синий-синий новогодний день, когда на стёклах распустились морозные звёзды, мальчику принесли ответ. И не просто ответ, а горячий привет. И в придачу большую коробку, запечатанную сургучом. Мальчик сломал коричневую печать, ножиком расшатал маленькие гвоздики, державшие крышку. И, волнуясь, заглянул внутрь. Там, в клочьях белой ваты, лежал настоящий игрушечный поезд. Чёрный паровоз с красной звездой и прицепленным сзади тендером тащил один зелёный пассажирский и много-много-много коричневых товарных вагонов. Это был замечательный поезд, длинный, как жизнь, которую предстояло прожить мальчику.

Поезд ехал по столу, накрытому белой скатертью, по старому паркету в коридоре, по ступеням холодной лестницы в подъезде, по скрипучему снегу во дворе. Ехал и стучал, ехал и стучал. Мальчику самому хотелось стать игрушечным, чтобы попасть в пассажиры этого чудесного советского поезда.

Его мечта сбылась на площади с тремя вокзалами, когда чёрная машина увезла тех, кто знал его имя. Вопросы мучали мальчика, как гадкие злые лебеди, автомобильная карусель кружилась на площади, ноги дрожали и подгибались. Он облизывал губы и шептал: вернитесь, вернитесь… Через какое-то неизвестное время среди разноцветных машин та самая – чёрная – мелькнула и проползла, как муха по винограду. Мальчик замахал рукой, как, наверное, Робинзон махал парусу на горизонте. С последней надеждой.

Машина заметила мальчика, подмигнула ему боковым фонарём, снизила скорость и остановилась у обочины. Задняя дверь открылась, мужской голос спросил:

– Где родители?

– Не знаю.

– А. Тогда залезай.

Он радостно прыгнул на сидение. Дверь захлопнулась. Машина рванула с места и скоро привезла мальчика к железным воротам, у которых стоял человек с ружьём. За воротами была станция и много-много-много коричневых вагонов цвета эскимо, которое папа обещал купить в Ленинграде, когда они поедут кататься по широкой серьёзной Неве на речном трамвайчике.

Мальчик думал, что мама и папа ждут его в вагоне. Но там были незнакомые молчаливые люди да ещё сено на полу. Когда закрылась и эта дверь, не стало ничего. В темноте мальчик услышал, как заскрипели колёса. Поезд тронулся. Он ехал и стучал, ехал и стучал.

Сидя у деревянной стены на охапке соломы, мальчик тихо ждал, когда другой мальчик, которому товарищ Сталин отправил в подарок этот замечательный поезд, откроет коробку и впустит в вагончики свет.

Но это случится не скоро: мальчик знал, что посылку доставят только под Новый год. А пока надо терпеть скуку, голод и темноту. Хотя она, темнота, оказалась не такой уж страшной. Иногда темнота протягивала мальчику ломоть хлеба, кусок сахара, кружку воды. Бывало, что темнота обнимала мальчика рукой, и тогда не трудно было представить, что это папа или мама. Темнота плакала и пела, даже молилась иногда. Но чаще всего она молчала, незаметно для мальчика стирая из его памяти имена, лица и всё остальное.

Коробку открыли, когда Новый год ещё не наступил. Но было уже холодно, особенно в летней одежде. Из серого воздуха возникали злые хлопья снега. Мальчика и всех остальных посадили на корабль: рыжую баржу, похожую на состарившийся, больной водянкой речной трамвайчик.

В трюме баржи темнота вела себя по-другому. Она больше не пела и не давала мальчику хлеба. Он подумал, что темнота, должно быть, умерла и протухла, оттого так нехорошо пахнет со всех сторон.

Когда вонь стала невыносимой, как будто прямо в рот пихают дохлую крысу, сверху открылся люк, и на головы людей в трюме повалил снег. Мальчик и все остальные поднялись на палубу, где человек с наганом что-то громко читал по бумажке. “Граждане спецпоселенцы!” – обращался к ним человек. Но мальчик не слушал, потому что увидел остров посреди реки. Может быть, река не была такой серьёзной и широкой, как Нева, зато остров был, мальчик это сразу понял, необитаемый. И значит, его ждало приключение.

Он не ошибся. Робинзонов, которые остались живы после плавания в трюме, выпустили на остров. Сначала все сидели на берегу, глядя, как удаляется баржа. Но быстро замёрзли и разбрелись по острову в поисках сухого места. Такого не нашлось. Огня тоже не было. Всё, что оставили мальчику и остальным люди с ружьями, – это несколько мешков муки, которые вскоре намокли.

Мальчик видел, как робинзоны, оттолкнув его в сторону, рвут холстину мешков и руками запихивают в рот липкое и серое, в которое превратилась мука. Потом он увидел, как робинзоны бегут к воде, чтобы пить, и серое лезет обратно у них изо рта. Мальчик нашёл в лесу гриб, съел его и переночевал в дупле дерева, где было не так холодно.

На другой день он заметил, что многие робинзоны лежат на берегу лицами в волнах. Он вернулся в лес, к своему дереву, по дороге нашёл шишку и съел её целиком. Он ел снег, твёрдые красные ягоды, замёрзшую на деревьях смолу. А когда вернулся однажды к месту высадки на остров, обнаружил, что живые впиваются в мёртвых зубами. Мальчику совсем не хотелось есть сырых мертвецов и не хотелось видеть, как это делают другие.