Пляс Нигде. Головастик и святые

Мужичок: Сказали “всё бросай – беги сюда”. Побежал и вот – напоролся на мину. Слышь, как теперь душисто в приёмной? Зинка там грустит, шанель нюхает. А дорожка твоя ковровая, извини – тово, на церемонию “Оскара” уже не годится. Ой, да у тебя люди! Что ж ты не предупредил…

Начальник: Вот и познакомься, Владимир. Это наши гости. Отец Роман и Адам… э-э… Мария.

Мужичок: Какая Мария?

Адам: Это я.

Мужичок: Ну, здравствуй, Маша, я – Дубровский.

Начальник: Кончай трепать! Твоё дело – отвезти их в деревню.

Мужичок: Головастиком меня зовите. (внезапно кричит) Я убью тебя, лодочник! (в нашу сторону) Вы не пугайтесь, паны, мы с ней близкие друзья. У нас така любовь, така любовь, что ничего нам не надо – ни денег, ни свободы слова. Только бензин. Позвони в гараж, Два Аппендицита, а? Пусть заправят меня.

Начальник: Чеки привезёшь – получишь деньги.

Мужичок: Чеки, значит. А эти чехи на бумажке полетят туда-обратно?

Начальник: Они поляки.

Мужичок: Ладно. Пошли, чешско-стругацкая республика!

Роман (с ужасом): On jest szalony![11]

конец записи

29

На том берегу

Я люблю словесные славянские игры. В Польше “урода” значит “красота”. В Чехии вы заказываете “салат с окурками”, и вам приносят огурцы. Там же: заход – это запад, а выход – туалет. Как будто наши предки из вредности взяли одинаковые слова для разных вещей. Но вот что интересно, “рай” (тот, который парадиз) во всех славянских наречиях звучит одинаково – рай. Административное тело России – от Калининграда до Владивостока – состоит из райцентров. Потому что Россия – это рай, где центр везде.

Западный берег Оби считается цивилизованным. Здесь есть власть, супермаркет, бензоколонка и вытрезвитель. На другом берегу живёт низкая плотность населения. В основном безработные, у которых нет денег, чтобы платить обскому Харону за переправу. Паром, тем не менее, ходит и кого-то возит взад и вперёд. Причал находится в семи километрах от районного центра. Пока мы ехали туда на старом советском джипе “Нива” с тремя дверями, я задумался: почему в России только одно место честно назвали Бездорожное? Потом сочинил шутку “в джипе мира” и смирился с дикими скачками машины по обрывкам воспоминаний о грунтовой дороге.

На пароме, немного придя в себя, о. Роман спросил у Головастика, что случилось с деревней.

– Бог дал, бог взял, – ответил тот. – А вы что, шпионы?

Мы с отцом Романом отрицательно покачали головами.

– Это хорошо, – сказал Головастик. – Надо вас с братом познакомить. Он тоже из Польши. Сейчас тут, в монастыре, на волоке, скрывается от Интерпола.

– Ваш брат?

– Януш. Оружие продавал африканским повстанцам. Теперь вот заделался монахом.

– Родной брат?

– Ну да. Все люди – братья.

Буксир рассекал волны. Мы наслаждались речным воздухом. Вдруг Головастик с треском ударил себя в лоб. Только сейчас я заметил, что он носит искусственную руку в чёрной перчатке. Удар протеза по черепу привлёк внимание. Кто-то из пассажиров спросил: что случилось? Головастик отвечал: два переодетых польских жандарма едут в монастырь с ордером на арест брата Януша. Но никогда бы они не узнали, где Януш прячется, если бы не его, Головастика, длинный язык, выболтавший тайну. Похоже, ему нравится любая версия нашего путешествия, кроме правдивой. Он не может поверить, что мы явились сюда ради каких-то могил на заброшенном сельском кладбище. Все, кто был на борту, стали обсуждать брехню про монаха. Мнения разделились. Романтики хотели предупредить его и даже спрятать от властей. Партия законопослушных граждан предлагала “господам офицерам” свою подмогу в задержании преступника.

– Для чего вы устроили этот театр? – спросил отец Роман.

– А что? – удивился Головастик. – Плыть-то скучно.

– Не надо веселиться! – сказал о. Роман назидательным тоном. – Здесь была трагедия. Люди раздетые, голодные, больные, не говорят по-русски. Им объявляют: вы ссыльные, живите на голой земле зимой. Без денег, врача и костёла. Они лежат. Является НКВД, приказывает идти в лес работать. Как? Нет обуви на ногах! Слабыми руками таскать деревья?