Пляс Нигде. Головастик и святые

Обидно, когда люди такие вредные. Особенно старики. Ведь у них, если посмотреть глазами независимого историка, любовь на всю жизнь случилась из-за этой дуры, советской власти. Как бы они иначе встретились? Дмитро услали в Сибирь из-подо Львова. А Зою взяли в Порт-Артуре как японскую шпионку. Когда ей зачитали приговор (пятнадцать лет), она решила, что, хоть и грех, но удавится в камере на решётке. Только ночью задремала немного и увидела картину: соль падает с неба на дорогу, и голос приказывает: иди и собирай, а там, где лежит последняя крупинка, – будет радость. Сама мне рассказывала, что этот сон не раз её бодрил в лагерях.

Дмитро – тот никаких снов не видел, никогда. Он просто, как встретил на станции Тайга черноглазую девчонку с чайником кипятка, мгновенно перестал бояться жизни и смерти. По-русски он почти не говорил, только на своей певучей мове. Наше наречие ему резало ухо, как псиный лай. Ясно, почему. В уголовном вагоне разве другую музыку услышишь? А тут Зоя, магнит небесный. Их так и везли, с какого-то момента, параллельным курсом. Он селезёнкой чувствовал – ближе она к нему или дальше. Если удалялась, то сразу начинал дрожать.

Живут они вместе с 53-го года. Детей почему-то не сумели родить, но им и не надо. Они так слеплены друг с другом, что никакой спиногрыз между ними не всунется. Когда Зоя рядом, Дмитро – орёл. Когда нет её, занимается рукоблудием с неодушевлёнными предметами. Чинит, настраивает, а сам ждёт, что она вернётся и в макушку поцелует. Не знаю, как у них насчёт чего другого, но не исключено. Дед Герой свистел, что даже у мёртвых бывает сексуальная жизнь.

С одной стороны, жаль, что поляки не услышали режиссёрской версии этой истории. А с другой стороны, наплевать. Пусть и дальше думают, что земля плоская.

31

В дебрях Коровинского района

Мы оказались в пустоте. В заднице без конца и края. В сказочных местах, где поперёк дороги можно три года спать богатырским сном, и никто не побеспокоит. Отец Роман в депрессии, шуршит картой, пытаясь определить наше местоположение. Напрасно тратит время. Карты в России рисуют для воображаемого противника. Глядя на Головастика, я вспоминаю Ивана Сусанина, который тоже был гидом у польских туристов. Если мы придём не туда, то поддержим старую традицию. Но, скорее всего, мы вообще никуда не придём, потому что закончился бензин.

Головастик роется в багажнике, выбрасывая на дорогу странные вещи. Находит канистру, трясёт. Пустая. Бросает. Находит другую, где что-то булькает. Открывает, нюхает, подносит ко рту. Пьёт. Отец Роман в ужасе. Наш водитель ставит на передок машины три грязных стакана. Наполняет их красной жидкостью.

– Мария, кончай строчить. Ходи сюда! – кричит он, изображая бармена. – И ты, батюшка, вылезай. Я угощаю.

– Сделайте что-нибудь! – шепчет о. Роман, когда, откинув переднее сидение, я выползаю наружу.

– Всё, что смогу.

Беру стакан, в котором вино средней паршивости с привкусом машинного масла.

– Ничего не бойся, – улыбается Головастик. – Последний мент остался за рекой. Тут наша земля. Пей.

Пью, он тянется налить ещё. Я вежливо отказываюсь:

– Честно говоря, не люблю жидких наркотиков.

Он смотрит на меня с интересом.

– Торчок, что ли? Ты про это, да? Вот Кочерыжка обрадуется. Будешь у неё сердечно-сосудистый друг. Или ты ухо-горло-нос?

– Не понимаю.

– Кончаловский, наш семейный доктор, закладывает царь-гриб в оба уха. Только его и видели. У лесных научился. Хоботом тоже мощно сосёт. Они с Кочерыжкой, когда нанюхаются сушёных цветочков, потом так смеются оба!

– Пан Головастик, вам хорошо, вы скоро будете совсем весёлый. А в машине сидит духовное лицо. Оно волнуется и хочет ехать.

– Дык бензин йок! Я ж предупреждал.

– Отец Роман готов валютой оплатить бензин и хлопоты по его доставке. Позвоните кому-нибудь из своих знакомых.

– Тут не берёт. Видишь, палочек нет, – он суёт мне под нос мобильник, опустошает стакан и кричит, паясничая. – Телефона-телефона, в лесу батюшка плачет – бензин хочет.

– Пан Головастик, заявляю вам от лица католической церкви, что вы попадёте в ад. У отца Романа очень серьёзные связи в потустороннем мире.

Головастик крестится протезом и кивает на заднее сидение:

– Сильно злой?

– Он спешит. Ему назначено мистическое свидание.

– О, как серьёзно всё! Тады лады. Табор уходит в небо.

32

Метрах в ста от дороги стояла берёза, вся белая, как дворец на опушке леса. Раз в десять больше остальных деревьев, составляющих здешнее хилое разнолесье. Она вполне могла быть женой или дочерью мирового древа, на которое не посмели замахнуться бензопилой жадные чёрные лесорубы.