Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи

Мог ли Юрий Григорович не стать диктатором в своем творческом коллективе? Вряд ли: как говорится, должность обязывала. И Максимова, и Майя, да и другие артисты, которые, по словам Азария Плисецкого, принесли Григоровичу славу, задавались вопросом: в чем причина тех удивительных изменений, свидетелями которых они стали? Майя полагала, что причиной всему – властолюбие, которое «иссушает создателя, капля за каплей отнимает, разрушает дар творчества, мельчит». Борис Акимов говорит, что двум таким выдающимся личностям и артистам – Григоровичу и Плисецкой – было трудно ужиться в одном театре: «У Майи всегда была своя линия в театре. Она устраивала свои гастроли, строила свои планы внутри этого театра. А Юрий Николаевич был главным лицом, и ему надо, чтобы все были под ним. А ничего не сделаешь, он вынужден был считаться, это были великие артисты. Здесь же рядом была и Раиса Степановна Стручкова, которая тоже была очень деятельный человек, и тоже устраивала свои гастроли, и тоже танцевала. А потом у него начались сложности со всеми народными. Вот тогда уже знаменитый конфликт, так сказать, поколений – Григорович и они. Они уже возрастно не могли, но они были с титулами все, с ними невозможно было расправиться. Здесь он попал в довольно сложную ситуацию». И наступил момент, когда в театре одновременно существовали как бы несколько трупп (хотя правильнее назвать их группировками): Юрия Григоровича, Майи Плисецкой и Владимира Васильева. И все ездили на гастроли со своим репертуаром и своим составом. Думал ли кто-нибудь о зрителях? О зарубежных – конечно: гастроли приносили деньги. О своих… Да что о них думать? Они все равно будут ходить в Большой. Потому что в Большой ходят не только ради того, чтобы увидеть выдающихся артистов и постановки, в Большой ходят еще и потому, что это престижно. До сих пор. Однажды я сама слышала, как сидевшие за мной люди (это был корпоративный выход, целый ряд скупили) спрашивали друг у друга, на какой спектакль они пришли. А тогда эти группировки осложняли жизнь и друг другу, и в первую очередь Григоровичу.

Неистовая Майя говорила в интервью Урмасу Отту: «В Большом театре решает один Григорович – полновластный хозяин нашего балета. Он не скрывает, что его поддерживают очень высокие особы. Ему разрешено все. Артисты боятся участвовать в спектаклях Васильева, моих, чтобы, не дай бог, не навлечь его гнев. И есть люди, которые очень хотят танцевать со мной, но боятся, что Григорович разгневается. Потому что тогда лишаешься поездок, лишаешься прибавок к зарплате, я уже не говорю – ролей. <…> Я ставила спектакли. А спектакли должен ставить он один. Ведь за границу ездят только его спектакли, только его контингент артистов! В такой огромной труппе едут на гастроли почти всегда одни и те же люди. И танцуют в разных странах репертуар только Григоровича. И это длится восемнадцать лет!» В Большом театре в это время шли три спектакля Плисецкой-хореографа: «Анна Каренина», «Чайка» и «Дама с собачкой», и два балета хореографа Владимира Васильева: «Икар» и «Эти чарующие звуки». И они выезжали на гастроли. Правда, эти гастроли инициировал обычно не театр, а сами постановщики – это правда. Как правда и то, что артистов, занятых в спектаклях Плисецкой и ездивших с ней на гастроли, Григорович в своих спектаклях предпочитал не занимать. Все это действительно было. В этой долгой битве больших художников и больших самолюбий было много пострадавших.

В то время норма для артистов такого уровня было шесть спектаклей в месяц. Плисецкая говорила: «Я бы не сказала, что это большая норма, но ее никто не выполняет. Никто! Балерин много, спектаклей мало».

Сил и влияния Юрия Григоровича хватило на то, чтобы в 1988–1990 годах уволить из театра шесть выдающихся солистов: Владимира Васильева, Екатерину Максимову, Нину Тимофееву, Михаила Лавровского, Наталию Бессмертнову (!) и, конечно, Майю Плисецкую. Правда, приказ по театру № 394 от 28 июня 1988 года предусматривал не только ее увольнение с 30 августа, но и предписывал отделу кадров «заключить с народной артисткой СССР Плисецкой Майей Михайловной договор на поспектакльную оплату за выступления в ГАБТ СССР». Эти увольнения могут казаться сведением счетов (в некотором смысле они ими и были), но давайте вспомним, что Плисецкой в это время было 63 года, Тимофеевой – 53, Васильеву, Максимовой, Бессмертновой и Лавровскому, постоянному партнеру Наталии Игоревны, около пятидесяти. Как правило, балетные выходят на пенсию через двадцать лет после начала работы в театре, обычно это 38 лет. «Каждый из них давно перешагнул пенсионный рубеж, – писал Азарий Плисецкий. – Со всей страстью, на которую только была способна ее пламенная натура, Майя возненавидела Григоровича».