Плющ

- У нас тут много работы, - сказала я, - и если все просто останется как есть, делу это не поможет. - Я говорила самым спокойным, самым разумным голосом, но я бы солгала, если бы не призналась, что почувствовала приятные искры возбуждения в низу моего живота. Я хорошо представляю себе, что думает обо мне Риддли, и хотя он не во всем прав, но и не совсем не прав; признаю, - у меня довольно низменные вкусы. Ну и что с того? Некоторые едят требуху на завтрак. И все, что я могу сделать, это придерживаться фактов. Один из них заключается в следующем: что-то в Сандре Джорджетт Джексон возбудило Херба настолько, что он вдохновился на ряд тайных экспедиций по нюханью сидения моего стула. И это меня заводит. До вчерашнего дня я никогда не думала о себе как о Юле Варнер[211], но...

- О чем это ты говоришь? - хрипло спросил Херб, но красные пятна расползались, смывая его бледность. Он прекрасно понимал, о чем я говорю. С таким же успехом мы могли бы носить на шее таблички с надписью: ОСТОРОЖНО! ТЕЛЕПАТИЯ!

- Я думаю, нам нужно выйти за рамки, - сказала я. - вот о чем я говорю. Если это поможет делу, я готова.

- Это вроде как поднять еще одного на борт, да? - сказал он. Он пытался говорить саркастично и с презрением, но меня не проведешь. И он это знал.

Все это было, в каком-то странном смысле, просто восхитительно.

- Называй, как хочешь, - сказала я, - но если ты читаешь мои мысли так же ясно, как я читаю твои, ты знаешь, что это не все. Мне... скажем так, интересно. Чувствую себя готовой к приключениям.

Все еще пытаясь выразить свое презрение, Херб произнес:

- У тебя есть конкретные предложения? Например, поиграть в дальнобоя и хичхайкера, как с Риддли. Или как ты хочешь трахнуть крикливого коллегу Херба Портера?

- Херб, - сказала я, - ты хочешь простоять здесь весь остаток дня, тренируя свое красноречие, или будешь что-то делать?

- Так уж получилось, у меня есть проблема, - сказал Херб. Он покусывал свою нижнюю губу, и я увидела, что он просто заходится потом. Я была заинтригована. Это слишком ужасно, как вы думаете? - Эта проблема затрагивает мужчин всех возрастов и всех слоев общества. Она…

- У тебя он больше, чем хлебница, Херб? - спросила я своим самым застенчивым тоном.

- Шути, сколько вздумается, - угрюмо сказал Херб. - Женщины могут себе это позволить, потому что они просто лежат и принимают его. Хемингуэй насчет этого был прав.

- Да, когда дело доходит до импотенции, многие литературоведы, кажется, готовы верить, что даже Папа Римский пишет книги, - сказала я теперь своим самым противным тоном. Херб, однако, не обратил на это внимания. Я не думаю, что он когда-либо в своей жизни с кем-нибудь говорил о своей импотенции (настоящие мужчины этого не делают), и вот он здесь, как говорится, в трусах и шляпе.

- Эта небольшая проблема, которая многим женщинам кажется забавной, чуть не разрушила мою жизнь, - сказал Херб. - И разрушила мой брак.

Я подумала: «А я и не знала, что ты был женат», - и его мысль тут же вернулась, на мгновение заполнив мою голову: «Это было задолго до того, как я оказался в этой дыре».

Мы смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами.

- Вау, - сказал он.

- Да, - сказала я. - Продолжай, Херб. Я не могу говорить за всех женщин, но эта никогда в жизни не смеялась над импотенцией.

Херб продолжил, немного успокоившись:

- Лиза ушла от меня, когда мне было двадцать четыре, потому что я не мог удовлетворить ее как женщину. Я никогда не испытывал к ней ненависти за это; она старалась изо всех сил в течение двух лет. Это было нелегко. С тех пор, я думаю, у меня получилось это... ну, ты понимаешь... может быть, три раза.

Я подумала о сказанном, и у меня просто дух захватило. Херб утверждает, что ему сорок три, но благодаря нашей экстрасенсорике, вызванной плющом, я знаю, что ему сорок восемь. Жена бросила его в поисках более зеленых пастбищ (и более жестких пенисов) полжизни назад. Если с тех пор он имел успешные сексуальные отношения только три раза, это означает, что он занимался сексом один раз за полный период обращения Нептуна вокруг Солнца. Божечки ж боже мой.

- Для этого есть веская медицинская причина, - сказал он с большим достоинством и серьезностью. - С десяти до пятнадцати лет - в годы моего сексуального становления - я подрабатывал разносчиком газет, и…

- Работа разносчиком газет, сделала тебя импотентом? - Спросила я.

- Не могла бы ты минутку помолчать?

Я изобразила, как застегиваю молнию на губах, и откинулась на спинку кресла. Я люблю хорошие истории, как и все люди; в «Зенит Хаус» же я с ними сталкивалась не так уж часто.

- У меня был трехскоростной велосипед «Роли»[212], - сказал Херб. - Сначала с ним все было в порядке, а потом однажды, когда я припарковал его во дворе за школой, какой-то придурок подошел к нему и скрутил сиденье. - Херб сделал драматическую паузу. - Этот засранец разрушил мою жизнь.

Чисто твое мнение, подумала я.

- Хотя, - продолжал Херб, - мой скряга-отец тоже должен взять на себя часть вины.

Все вокруг виноваты, подумала я. Только не ты.