Плохая хорошая дочь. Что не так с теми, кто нас любит

— У меня вопрос, — сказала она.

— Конечно, задавай.

Я услышала, как она замерла на том конце линии. Разговор начинал больше походить на допрос, чем на проверку. Наконец она заговорила:

— Почему ты ничего не пишешь о наших счастливых временах? У нас же были и счастливые моменты.

Я закрыла глаза, откинула голову на спинку стула и подавила улыбку, хотя вокруг не было никого, кто мог бы ее заметить.

31

Прошло не так много времени после моего приезда в Нью-Йорк, когда позвонила сестра и сказала, что бабушка снова в больнице. Я сказала, что приеду, как только смогу. Повесив трубку, я поняла, что не могу позволить себе авиабилет. Я только что съехала из квартиры Айзека и переехала к Келли. Мы платили две трети арендной платы за квартиру с двумя спальнями, занимая меньшую из них. Келли совсем недавно нашел работу с помощью агентства по трудоустройству, но его первый чек еще не пришел, а после его прихода нам потребуются все деньги, чтобы оплатить счета. В конце концов один щедрый наставник и друг предложил мне оплатить перелет домой. Обычно в таких случаях я сопротивлялась, считая себя недостойной такой заботы, но тут смиренно согласилась. Ради бабушки, даже не в такие печальные моменты, я была готова на все. Попросить хотя бы доллар у любого, пока не раздобуду нужную сумму, чтобы попрощаться с ней.

Въезжая на парковку для посетителей, я вспомнила, как меня постоянно расстраивали больницы. Мрачные коридоры, по которым постоянно кто-то деловито ходит. Все вокруг белое, все мечутся, словно мыши в лабиринте. Происходившее там казалось таинственным, будто болезнь и смерть — это нечто постыдное, недостойное человека. Все действия были быстрыми и обдуманными, но следовало притворяться, что ничего такого не происходит. Просто не смотрите. Просто улыбайтесь медсестре сквозь слезы. Просто зайдите в сувенирный магазин. Просто выпейте кофе в кафетерии. Просто забудьте об охватившей вас тоске и мысленно перенеситесь в другое место, желательно не связанное с болезнями, травмами, инвалидностью или смертью. Если вам так уж нужно здесь находиться, окажитесь одновременно где-нибудь еще. Я знала эти правила, но давно сбежала от них. Давно не практиковалась.

Я не записывала номер комнаты моей бабушки — я запомнила его. Я не доверяла себе, я могла потерять бумажку или не найти запись в телефоне. Наступил момент, когда я должна довериться своей памяти. Ради бабушки.

Подойдя к посту медсестры, я спросила, как пройти в палату Билли Коулз. Медсестра грустно улыбнулась и показала мне на простую коричневую дверь, сказав, где повернуть направо или налево. Я торопливо прошла мимо комнаты для посетителей, где сидели члены моей семьи и играли с несколькими моими двоюродными братьями, племянниками и племянницами. Здесь были все мои ближайшие родственники, но тело подталкивало меня идти только в указанном медсестрой направлении из страха забыть путь и заблудиться. Я невольно выпрямилась и шагала, боясь в любую секунду услышать крики о том, что я опоздала. Беспокойство толкало меня вперед. О том, чтобы стоять, не было даже мысли.

Когда я нашла дверь в палату моей бабушки, то развернулась и поплелась обратно в сторону комнаты для посетителей. Мне вдруг понадобилась минута на размышление, прежде чем я увижу ее. Насколько я знала свою бабушку, было хуже появиться вовремя и сказать что-то не то, чем опоздать на десять шагов и промолчать. Родня встретила меня усталыми улыбками и крепкими объятиями. Дети или вовсе не оглядывались, или изучали меня. «Вот что бывает, когда уезжаешь из дома», — подумала я. Младшие родственники уже не узнают тебя. Меня воспитывали так, как сейчас воспитывали их, и я знала, каково это, когда кто-то представляет тебе своих родных с другого конца города и говорит, что до них ехать минут двадцать, а ты удивляешься.

Я посидела в комнате несколько минут, отвечая на вопросы о том, чем занималась после переезда. Я приблизительно описала им свою нынешнюю жизнь.

Все еще работаю на медиакомпанию.

Все еще работаю над книгой.

Мы с Келом съехались и живем вместе.

О грустном я старалась не упоминать.

Я ощущаю себя разбитой.

Я часто грущу.

Мне больше не нравится работа моей мечты.

Бабушка умирает, и я не знаю, что делать.

Мы все немного помолчали, вернувшись к своим самым оптимистичным мыслям. Я продолжала сидеть с родными, разглядывая их лица; некоторые из них я не видела уже много лет. Так долго, что немного обижалась на них. Мне казалось, что они по-прежнему воспринимают меня той девочкой, которой я больше не хотела быть и поэтому уехала. Сначала в колледж, потом в Индианаполис, а теперь в Нью-Йорк. Сейчас я чувствовала себя намного более уверенной — уж точно больше, чем под крышей дома матери, — но все еще нуждалась в них. Они были частью меня, признавала я это или нет.