Плохие мужчины

– Вы говорили, что Сирил убивал из-за одиночества. Якобы извращенные моральные принципы заставляли его верить, что в основе совершенных им преступлений лежит любовь. Вы готовы его понять, посочувствовать?

– Вы ведете к тому, способен ли я убить бывшую жену? Сами ведь знаете – это исключено.

– Я ни к чему не веду, просто поддерживаю беседу.

– Уж слишком сомнительное она приобрела направление.

– Ну, у нас с вами вообще довольно специфические интересы.

Приносят несколько бутылок вина на выбор. Я указываю на одну из них, и официант наполняет мой бокал на пробу, хотя мог бы сперва налить мужчине. Задумываясь о бытовом сексизме, на время прекращаю спор. Никогда раньше не обсуждала на свиданиях подобные темы, а зря – похоже, многое упустила.

– Как считаете, может ли быть оправдано убийство из-за любви? – спрашиваю я, дождавшись, когда отойдет официант.

– Мы ведь по-прежнему рассуждаем отвлеченно?

Ну да. Будем считать, что трусики у меня намокли тоже в абстрактном смысле.

– Конечно.

– Хм. – Отхлебнув вина, Джон погружается в размышления. – Допустим, эвтаназия. Невозможно смотреть, как мучается от боли любимый человек. Эвтаназия – способ прекратить страдания.

– Я имела в виду нечто не столь великодушное.

– Многие жертвы знакомы со своими убийцами, хотя вряд ли это означает, что убиты они были из любви к ближнему. Подвергшиеся насилию жены убивают мужей-тиранов, либо наоборот. И здесь вопрос спорный. С одной стороны, изначально любовь и заманила подобного убийцу в ловушку, из которой нет выхода. Но с другой – это разрушительная форма любви.

Ухожу мыслями на много лет назад, вспоминая Мэнди Бретт. Не вмешайся я тогда, смерть Чэда вполне могла случиться без моего участия. Например, от передозировки, или в один прекрасный день не выдержала бы Мэнди.

– Как вариант – убийство человека, угрожающего тому, кого любишь, – продолжает Джон.

Перед глазами встает Гарольд, поджидающий в бассейне мою сестренку. Вижу, как блестят капли воды в рыжей поросли на его груди, и киваю:

– Да, причина достойная. Однако я имела в виду именно убийство любимого человека, когда отнимаешь у него жизнь своими собственными руками.

Слишком поздно замечаю официанта, застывшего с закусками у нашего столика.

– Не беспокойтесь. Мы всего лишь обсуждаем сюжет будущей книги.

Он молча улыбается и ставит тарелки. Настоящий профессионал – другой либо слинял бы куда подальше, либо околачивался бы вокруг, пытаясь подслушать. Наш отходит от столика в своем обычном темпе.

– Теоретически, – рассуждает привычный к зацикленной на теме убийств аудитории Джон, – если ваш любимый подвергается страшным пыткам, вы предпочтете его убить и тем самым избавить от боли. Наверное, это снова аргумент в пользу эвтаназии, хотя и в несколько ином контексте. Во время войны родители лишали жизни своих детей, не желая, чтобы их замучил враг. Не уверен, что я на такое способен, и выяснять не хочу – надеюсь никогда не попасть в подобную ситуацию.

– Я тоже.

Погружаю нож в пирог с лесными грибами.

– А вы, Сэффи? Могли бы вы убить любимого?

– Боюсь, никогда никого не любила настолько, чтобы задуматься об убийстве.

Похоже, тема разговора Джона не слишком шокировала, тем не менее он пристально на меня смотрит, забыв о закуске.

– Кроме Сюзи, – исправляюсь я. – Но ее мне и в голову не придет прикончить – она меня никогда не простит.

– То есть вы стоите на том, что сильная любовь все же способна сподвигнуть человека на убийство любимого?

– Ну, в подавляющем большинстве случаев убийца к своей жертве любви не питает. В основном мотивами служат ненависть, презрение, гнев или, напротив, равнодушие. Если все же любовь – то любовь извращенная. Тем не менее я считаю: если уж решаешься на убийство любимого человека – значит, пылаешь к нему безумной страстью. Подобные поступки меняют тебя навсегда. Тот, кого убиваешь, приносит в жертву самое дорогое, а с твоей стороны это высшая форма преданности.

– Послушать вас – так получается, что убийство напоминает брак.

– Это взаимное обязательство длиною в жизнь.

– Только у одного она короче, чем у другого, – хмыкает Джон.

– Именно поэтому в такие отношения нельзя вступать бездумно. – Поднимаю вилку. – Попробуйте пирог, это вкусно.

Наблюдаю, как он ест из моих рук.

* * *

На выходе из ресторана Джон берет меня за руку. Молча прогуливаемся бок о бок – никаких планов у нас нет. Очень естественно, очень романтично.

Уж и не припомню, когда у меня был такой чудесный вечер, который не закончился бы чьей-то смертью.

Поздним вечером Лондон умеет быть прекрасным. Сворачиваем в маленький сквер – зеленый уголок, каких в столице немало. Всего-то несколько деревьев да пара скамеек, а шум большого города здесь превращается в мягкий ненавязчивый фон. Свет уличных фонарей приглушен до нежного розоватого мерцания. По земле стелются тени, пахнет то ли жасмином, то ли померанцем. Джон останавливается и, не отпуская мою руку, смотрит в глаза:

– Могу я вам кое-что сказать?

– Все, что угодно.