Много народа ездило к о. Павлу, иные с чистым сердцем, а иные и с камнем за пазухой, как сказал один ярославский священник: «Время такое было — уполномоченные по делам религий, стукачи в церкви, слово лишнее не скажешь. А отец Павел своей простотой спасался. Приедут к нему, бывало, всякие, кто-то и с двойной мыслью. А батюшка говорил: «Сухая ложка рот дерет». Он ведь как: ящик водки, ведро вишни — всё в бочку, получается вишневка, берет черпак, наливает всем. А захмелели — уже лучшие друзья. Все ведь люди».
«Отец Павел пил для того, чтобы не считали его святым», — как теперь понимают многие. «Я, помню, боялась, что он сопьется, — призналась как-то его духовная дочь, — но сказать ему не осмеливалась. Отец Павел в ответ на мои мысли подарил мне книжку об одном святом отце, и там было написано, что когда этот старец обличал людей трезвым, его били, а когда пьяным, ему прощали и не трогали его. И я поняла, что отец Павел не просто пьет…»
«Вот, говорят, матом ругался, — рассказывает художник из Борка. — Он, действительно, как появится кто-то, наслышанный о «святом старце», такое «заворачивать» начнет — развлекает. Специально. А вот у меня жена — так до сих пор не верит, что отец Павел на это способен, потому что она ни разу не слышала.
Я слышал, и очень часто, и не знаешь, куда и деться. Я уже тогда стал храмы расписывать в Некоузе и разговорился как-то с алтарницей Марией, она в монашестве Серафима. Я ей говорю: «Мне больно не по себе, когда отец Павел ругается матом». А она мне: «Ты не обращай внимания, значит, достоин. Отец Павел юродствует».
И рассказала мне — потом я выяснил, что никто не знает об этом — когда она была парализована и не могла ходить, а только лежала, отец Павел пешком из Верхне-Никульского до Старого Некоуза ходил к ней каждую неделю и носил еду. А там километров двадцать будет по прямой. Вот мать Серафима и сказала, что если кого материт — так надо».
От детски-беззащитного до грозно-обличительного меняется облик о. Павла, но всегда неизменной остается главная его заповедь, которую он выразил словами:
«Отец Павел — это такой человек, — вспоминают в Верхне-Никульском, — где-то кто-то заболел, никто еще ничего не знает, а он уже придет проведать».
«В селе такой случай был: жена лежала в больнице, родила девочку. А муж, конечно, стал «копытечко обмывать», т. е. ушел в загул. И в результате сгорел дом у них. Батюшка всё, что мог, отдал погорельцам. А девочка эта потом выросла, Ирина ее звали, и в свою очередь, когда с батюшкой случилось плохо, спасла его. Это году в 79-м было, когда операцию ему делали, желчный пузырь вырезали — он из дома выполз и потерял сознание. Так вот она его нашла и вызвала скорую помощь, и батюшка остался жив».
«У моих родителей ничего нет, и родители жены — тоже не богаче, — вспоминает сосед о. Павла, — а те деньги, которые давал о. Павел — 10,15 рублей к шестидесяти рублям, которые мы получали — уже кормили, можно что-то купить. И многим другим ребятам он помогал, я знаю».
А деньги присылали о. Павлу прямо в конвертах, как Иоанну Кронштадтскому — кого о здравии помянуть, кого о упокоении. «Он в богослужении очень порядочный человек, — говорят сельчане, — не забывает никого никогда. Если прислали ему помянуть человека — он обязательно назовет его на проскомидии. Ведь за что народ попов не любит? Корысть большая, деньги хочется заработать. А этот и получал, и отдавал людям…»
Отец Павел всегда видел, кому требуется его помощь — «словами или делами»:
«Я ехала из Ярославля с похорон отца, он был известным хирургом, хоронил его весь Перекоп, — вспоминает сотрудница Борковского института. — Конечно, мне было очень тяжело. И в поезде ко мне подсел отец Павел — я тогда еще не знала, что это он, — разговорил меня, развеселил, утешил как-то, и в Шестихино я сошла с поезда совсем другим человеком. Так мы познакомились с батюшкой».