Охотились дикари за всякими животными, попадавшимися им, и ели как мясо, так и все внутренности, а также червей, улиток, гусениц и жуков. Охотники наедались теплым мясом и пили кровь только что убитых животных, а остатки и шкуры уносили домой для женщин и детей. Крупных животных — мамонтов и носорогов — они окружали и загоняли в волчьи ямы, вырытые на звериных тропах в лесу, и там добивали камнями, дротиками и копьями.
На охоту ходили или небольшими группами, или соединялись по две-три группы, а на крупного зверя, которого нужно было загонять облавой, шла вся орда, кроме двух-трех женщин, остававшихся караульными при пленных. Эти женщины кормили грудных младенцев всех шалашей, матери которых долго не возвращались с охоты.
На охоте бывали несчастные случаи. Хищники, а также мамонты и носороги наносили иногда раны и повреждения своим преследователям. Своих убитых или тяжело раненых охотники съедали.
Общий вид диких людей, по словам Борового, можно было характеризовать так: они имели большую голову, посаженную на коротком и объемистом туловище с короткими, грубыми и сильными конечностями. Плечи были широки и сутуловаты, голова и шея согнуты вперед. Короткий подбородок, массивные надбровные дуги и покатый назад лоб придавали голове дикаря сходство с человекоподобной обезьяной. Ноги были несколько согнуты в коленях и дикари ходили, наклонившись вперед, а сидели во время еды и работы обычно на корточках.
На основании всего, что Иголкин и Боровой рассказали о дикарях, Каштанов, изучивший так же их оружие и изделия, пришел к выводу, что это племя имело много общего с неандертальской расой, жившей в средней Европе в конце первой части древнекаменного века (палеолита), одновременно с мамонтом, длинношерстым носорогом, первобытным быком и другими животными последней ледниковой эпохи.
Эти первобытные люди имели только очень грубые каменные орудия, которые изготовляли из осколков твердого кремня и употребляли в виде скребков для обработки звериных шкур, рубил и ножей для резки мяса и ремней, наконечников для копий и дротиков, служивших для охоты. Острые осколки вставляли также в отверстия, выдолбленные в дубинках, которые таким способом превращались в грозное оружие.
Пленники с усиливавшейся тревогой считали уходящие дни осени и гадали, скоро ли могут вернуться товарищи с юга и освободить их. Зима постепенно надвигалась с севера, и в недалеком будущем предстояла новая перекочевка, еще дальше от холма на краю льдов. Поэтому можно себе представить, с каким восторгом они услышали выстрелы, известившие их о близости освобождения.
Опять в юрте
К своему холму на краю льдов путешественники прибыли к последней неделе декабря и решили отдыхать, празднуя Новый год, успех экспедиции на юг и освобождение пленников. Провизии и дров было запасено достаточно, и пока не было надобности отлучаться в лес или тундру.
Расчистили площадку, поставили юрту и провели по снегу, достигшему глубины более метра, траншею к складу, собачьей галлерее и метеорологической будке. Затем можно было отдыхать.
В юрте горел небольшой костер, было тепло и уютно. Все шестеро в промежутках между трапезами, прогулками и сном беседовали, рассказывая о своих приключениях и вспоминая разные эпизоды из путешествия на юг или из жизни у дикарей.
Капу была безмолвной участницей этих бесед и проникалась все большим уважением к белым волшебникам, которые имели в своем распоряжении столько странных вещей. Ее нога начала подживать, и она могла уже понемногу ходить. Часто заставали ее возле юрты, сидящей на корточках, с взором, устремленным на юг, где на горизонте виднелась темная полоса лесов. Ее очевидно тянуло к своему племени.
Иголкин уговаривал Капу остаться с ними и потом уехать вместе через льды в теплую страну, где она увидит все чудеса, созданные белыми людьми. Но она упрямо и отрицательно качала головой.
Путешественники надеялись, что постепенно она привыкнет к ним и наконец согласится ехать. Каким триумфом для экспедиции был бы живой представитель первобытного человека!
Поэтому, когда нога у пленницы поправилась и она начала ходить свободно, ее стали караулить строже и не позволяли отдаляться от юрты, угрожая ружьем, действие которого она уже испытала. На ночь одну ее ногу привязывали цепочкой к большому ящику с инструментами.
Когда морозы усилились, она начала мерзнуть, но отталкивала одежду, которую ей предлагали. Выходя из теплой юрты на воздух, она, куталась только в свое одеяло. В работах по уборке юрты, мытью посуды, возобновлению траншеи в снегу, подноске дров она не принимала никакого участия. Она спрашивала у Иголкина, сколько у него жен, ходят ли они на охоту, большая ли орда, к которой принадлежат белые колдуны, и с недоверием качала головой, когда ей пытались рассказать о жизни европейцев, о городах, морях, кораблях и т. п.