По, Бодлер, Достоевский: Блеск и нищета национального гения

Очевидно, что интерес к По зародился в русле англофильства Барбе д’Оревильи: одним из непосредственных мотивов обращения французского литератора к фигуре американского писателя могло стать то обстоятельство, что среди самых первых переводчиков По на французский язык оказался Амеде Пишо (1795 – 1877), знаменитый в то время автор «Полного собрания сочинений» Байрона на французском языке, переводивший также В. Скотта, Р.Б. Шеридана, Ч. Диккенса и других современных английских авторов. Именно Пишо, который еще в 1845 г. опубликовал первое французское переложение из По[611], выпустил в 1853 г. отдельной брошюрой «Золотого жука» и «Голландского аэронавта» («Необыкновенное приключение некоего Ганса Пфааля»), подписав переводы одним из своих псевдонимов – Альфонс Боргерс (Alphonse Borghers) – и предпослав сборнику небольшое предисловие от собственного имени

[612]. Будучи долгое время главным редактором «Британского обозрения», Пишо являлся во Франции одним из самых авторитетных знатоков английской истории, литературы, старины, что, впрочем, совсем не помешало ему воспроизвести без толики сомнения в своем очерке о По почти все небылицы, пущенные в свет Р. Гризуолдом: в предисловии он ярко живописал пороки американского автора, провозгласив, что тот «продал свою душу алкоголю, как якобы продал ее дьяволу, что сомнительно, несмотря на несколько собственных его дьявольских измышлений»[613]

. Таким образом, французская легенда пропащего пропойцы По складывалась не только дилетантскими стараниями Бодлера: с самого начала вхождения американского писателя во французскую литературную жизнь его имя было окутано сомнительным ореолом «про́клятого поэта» avant la lettre.

Вместе с тем интерес Барбе д’Оревильи к По мог быть продиктован тем обстоятельством, что в 1852 г. Бодлер опубликовал на страницах «Парижского обозрения» (март – апрель) первый вариант этюда «Эдгар Аллан По, его жизнь и его труды». Барбе д’Оревильи питал теплые чувства к младшему современнику, который, со своей стороны, разделял отдельные устремления мысли и существования автора этюда «О дендизме и Джордже Браммеле», в переписке ласково именовал его «старый шалопай», хотя, если судить по большому счету, следует знать, что Бодлер не был принят в узких кругах истых парижских денди. Как заметил сам мэтр в письме к одному из «посвященных»: «У него нет нашей веры, нет наших приличий, зато есть наша ненависть и наше презрение»[614]. Причина сдержанности Барбе д’Оревильи заключалась не только в элементарном снобизме французских поклонников Байрона и Браммела, но и в самом типе творческого существования поэта «Цветов Зла», который тяготел скорее к фигуре люмпен-интеллектуала, нежели искушенного денди

[615]. Справедливости ради заметим, что Барбе д’Оревильи принадлежал к горстке французских литераторов, вступившихся за Бодлера в ходе скандального процесса над «Цветами Зла».

Так или иначе, 27 июля 1853 г. Барбе д’Оревильи опубликовал в газете «Ле Пэи» небольшую рецензию на сборник Пишо, в которой представил свое первичное видение судьбы американского писателя. Небезынтересной для нашей темы представляется та деталь, что почти в самом начале своей статьи критик упоминал о переводах Бодлера, которые с 1848 г. стали появляться в различных периодических изданиях, хотя отдельной книгой вышли только в 1856 г.[616]

. При этом мэтр парижского дендизма подыскал для упоминания о трудах младшего товарища по литературному цеху столь двусмысленное выражение, что невозможно было понять, приветствует ли он творческие начинания Бодлера или иронизирует над чрезмерной привередливостью «горе-переводчика», бесконечно долго искавшего в своих переводах предельной верности подлиннику: «Сначала говорили о переводах Бодлера. Но поскольку они еще не опубликованы и, вероятно, не будут опубликованы еще долгое время…» (Barbey, 30). Бодлер, действительно стремившийся в своих переводческих начинаниях представить совершенно иной образ По-рассказчика, нежели он сложился к этому времени вследствие самых первых французских «переделок» и «переложений»[617], был уязвлен этим мимолетным замечанием, как свидетельствует одно из писем того времени[618].

В первой рецензии Барбе д’Оревильи создает образ По – блудного сына Америки, чья литературная участь была предопределена тем, что он имел несчастье появиться на свет именно в этой стране: