По, Бодлер, Достоевский: Блеск и нищета национального гения

Пушкин-лирик является наследником многообразных течений русского классицизма… его лирика синтезировала в себе достижения векового развития поэзии русского классицизма, превзошла ее и исчерпала ее творческие возможности. Ни романтическая музыкальная лирика (Баратынский, Лермонтов, Тютчев), развитие которой было завершено символистами, ни реалистическая, пародийно направленная поэзия Некрасова не шли путем Пушкина… это классицизм, освещенный романтизмом. Классицизм поэта, остающегося верным его традиции, но в то же время сознающего, ценящего и широко использующего достижения романтизма, существенно отличается от предромантического классицизма, равно как романтики реалистического направления (Бодлер, Лотреамон, Достоевский) резко отличаются от обычных романтиков[995].

Пожалуй, «романтики реалистического направления» – скорее фикция перевода; вот как вторая часть фрагмента выглядит в английском тексте:

…it is Classicism enlightened by Romanticism. The Classicism of a poet who remains faithful to its tradition but at the same time knows, understands, appreciates and experiences the conquests of Romanticism is fundamentally distinct from pre-Romantic Classicism, just as Romantics in a realistic ambiance (Baudelaire, Lautréamont, Dostoevskij) differ markedly from ordinary Romantics. (Курсив мой. – Ф.Д.)[996]

Говоря о классицизме Пушкина, Якобсон продолжает интерпретационные традиции сразу нескольких заметных авторов этой и предшествующей эпох, но наибольшее количество сближений обнаруживается с линией В.М. Жирмунского. Точнее говоря, характеризуя творчество Пушкина и его эволюцию, Якобсон объединяет концепции опоязовцев, прежде всего Ю.Н. Тынянова[997] (подчеркивая уход Пушкина от лирики, роль «малых форм», вводя фигуру Некрасова) и Жирмунского, от которого взято основное. В ряде статей 1916 – 1928 гг.[998] Жирмунский выстраивает противопоставление романтической и классической поэзии; в аспекте актуальной полемики оно фундирует амбиции молодого акмеизма; в одной из работ приобретает глобальный типологический характер, обнимая всю – по крайней мере новоевропейскую – поэзию; но по большей части описывает эволюцию русской поэзии от XVIII по начало XX века: классицисты XVIII века – классицист Пушкин – ряд амбивалентных фигур: Баратынский, Лермонтов, Тютчев (у Якобсона в приведенной цитате они становятся однозначными романтиками) – Жуковский как основатель романтической линии – Фет, большинство поэтов второй половины XIX века, старшие и младшие символисты как романтики – акмеисты (и отчасти Кузмин) как первые после Пушкина поэты, возвращающиеся к классицизму. Опоязовцы описывали столетней давности литературную историю «от футуризма» (с опорой, условно говоря, на Маяковского – даже больше, чем на Хлебникова), и это побуждало их подчеркивать в Пушкине обновление литературной традиции, а в последующем развитии поэзии выделять Некрасова; Жирмунский описывал те же реалии «от акмеизма» (с опорой на Ахматову), и это приводило его к выделению в Пушкине классицистических черт и признанию роли Пушкина как синтезатора и завершителя классической традиции (идеи в ту эпоху не уникальные; в критике философского толка, возможно, впервые высказаны В.В. Розановым). То, что Якобсон в данном случае следует Жирмунскому, может показаться парадоксальным, учитывая локализацию каждого из них в методологическом пасьянсе эпохи, но на самом деле случай это не исключительный.