По дорогам

Я почувствовал, что он закусил удила, и замолчал. Он побрел к маленькому высокому столику. Сел со своим кофе на барный табурет. Подождал, пока я устроюсь напротив. Сквозь панорамное окно нам были видны машины на стоянке. Участки пышного газона, по краям аккуратно зацементированные. Бетонный блок с туалетами и душем для дальнобойщиков.

Я вспомнил разговор с Жанной тогда, за ужином, сказал он, когда мы оба уселись. Ее вопрос “для чего?”. Для чего ты это делаешь? Вспомнил свои объяснения. Примерно те же, что я даю самому себе, когда пытаюсь разобраться. Ради новых встреч. Мне нравится знакомиться с людьми. Смотреть страну. Мотаться по разным местам. Жанна права: действительно ли в этом моя проблема? Можно стремиться встретиться с людьми, которых любишь, мечтать поскорее с ними увидеться, это да. Но мечтать встретиться с теми, с кем ты даже еще не знаком? Искать знакомства с неведомыми мужчинами и женщинами, не имеющими ни лиц, ни конкретного облика? С некими абстрактными образами мужчин и женщин – разве такое на самом деле возможно?

Он допил свой кофе, следя глазами через окно за подъехавшим семейным седаном, который только что запарковался. Смотрел, как открываются одна за другой двери. Вышел отец, потом мать. Задняя дверца распахнулась, оттуда показались ноги подростка. Отец открыл четвертую, вынул из детского кресла девочку лет трех-четырех.

Я знаю, что, уезжая, гроблю наши отношения с Мари. И все-таки уезжаю. Тут даже “все-таки” лишнее. Скорее даже наоборот: я уезжаю, потому что этого делать нельзя. Ясно сознавая, что совершаю глупость. Это абсолютнейший бред, и однако… Все говорит мне: не уезжай, это идиотизм – а я уезжаю. Потому что чувствую, что это важно. Потому что. Все слишком хорошо. Все слишком идеально. Что-то во мне хочет это поломать. Освободиться. Рискуя разочаровать Мари. Понимая, что все рухнет.

Он невесело усмехнулся. Пристально посмотрел на меня.

Ты думаешь, что я спятил.

Нет, я тебя слушаю.

Я считаю, что я спятил. Не понимаю, почему гублю свою жизнь из-за подобной ереси. Наверно, если бы я меньше любил Мари и Агустина, все было бы проще. Я бы не чувствовал себя до такой степени закабаленным. Не был бы так повязан. В каком-то смысле именно это меня и гнетет – что я так их люблю. Что я такой любящий папаша.

Он выбросил свой стаканчик, спросил, хочу ли я еще кофе. Я поблагодарил, выкинул свой, чтобы показать, что больше не хочу, но он едва обратил на это внимание, его теперь было не остановить.

Я выпью еще.

Он пошел к автомату и вернулся с новым стаканом.

Помню день, когда я понял, что стал взрослым. Я жил с Мари, Агустину было года два или три, я уже много лет работал примерно так же, как сейчас, – где-то плотничал, что-то кому-то ремонтировал, был электриком при случае, сантехником и даже садовником, когда просили, ни слишком часто, ни слишком редко, ровно столько, сколько нужно, чтобы хватало, чтобы приносить в дом свою долю дохода и иметь свободное время для себя, не сгинуть с головой на стройках. Мари уже была переводчицей, переводила Лодоли и других ее любимых писателей. В общем, наша тогдашняя жизнь была похожа на теперешнюю, и мы радовались, думали, что нам повезло. Нам нравилось в Н., у нас там появились друзья, мы чувствовали, что готовы остаться в Н. надолго, короче говоря, нам было хорошо.

А однажды утром я проснулся и сказал себе: ну вот ты и взрослый. Я понял, что пора перестать повторять про себя: потом, когда стану взрослым. Что это уже случилось, я уже взрослый. Я сам не заметил, как это произошло. Меня никто не предупредил. Я понял, что никакого особого испытания не было и не будет. Не придется побеждать драконов, разрубать узлы. Не будет торжественного удара гонга. Отеческого голоса, который шепнул бы мне на ухо: вот сейчас, в эту минуту, ты переступил черту. Я понял, что не будет никакой черты. Никакого рубежа, который нужно было бы перейти. Никакого препятствия, которое нужно преодолеть. Быть взрослым значит и дальше жить как жил, это продолжение настоящего, медленное поступательное движение, наклонное скольжение, почти неуловимое, заметное лишь по снижению каких-то моих способностей, по седеющим вискам моим и Мари, по все более частым отказам от разных приятных безумств, которые раньше казались нам самой солью жизни, и по тому, как растет с каждым годом Агустин, по его энергии, все более поразительной. По его каннибальскому аппетиту, ведь он тоже пожирает нас потихоньку, с каждым днем все решительнее.