По эту сторону зла

Назавтра она встала рано, приняла душ и тщательно уложила волосы, — хотя знала, что выглядит молодо, все же хотела сегодня быть не хуже, чем во времена расцвета журнала «Фрайе бюне». После чего Лу отправилась в кафе «Апфель штрудель» и, уютно устроившись у окна с чашечкой отличного кофе, стала наблюдать за дверью издательства. Через полчаса пришла секретарша, которую она видела вчера в приемной. А вслед за ней в поле зрения Лу вплыл приятный господин примерно того же возраста, что ее шведский любовник, и даже чем-то на него похожий. Хотя одет он был не как молодой поэт авангардистского журнала, а вполне по-джентльменски и даже франтовато, Лу без труда опознала его как одного из славных парней из ее прошлого.

Итак, Антон Киппенберг — отлично! Насколько она помнит, он предложения ей не делал, впрочем, она могла и забыть — все эти молодые авангардисты были чем-то похожи друг на друга, такие милые встрепанные похотливые кобельки. Но надо этому Антону отдать должное — не все кобельки стали директорами издательств, пусть даже небогатых. Что ж, пора идти. Идти в атаку.

Лу расплатилась, оставив щедрые чаевые, — кто знает, сколько раз еще придется пить здесь кофе с яблочным штруделем, — подхватила лежащий на стуле изящный портфельчик и храбро вошла в приемную издательства. При виде ее секретарша Киппенберга в восторг не пришла.

— У вас назначена встреча? — нелюбезно спросила она, глядя на чистую страницу дневника.

— У меня ничего не назначено, но если вы отнесете господину Киппенбергу мою визитную карточку, я не сомневаюсь, что он будет рад меня видеть.

Секретарша на секунду заколебалась, брать карточку или не брать, но тут дверь кабинета отворилась, и директор издательства появился в приемной собственной персоной. Неизвестно, что он собирался сказать, потому что, увидев Лу, об этом забыл, расплылся в улыбке и воскликнул:

— Очаровательная Лу фон Саломе! Какой счастливый случай привел вас сюда?

Лу изящным движением обогнула стол секретарши:

— Я вам немедленно это расскажу, дорогой Антон, если вы пригласите меня в свой кабинет.

— Прошу, прошу! — Киппенберг распахнул перед ней дверь кабинета, бросив на ходу секретарше:

— Два кофе, пожалуйста, Магда. И никого ко мне не впускать.

Когда дверь кабинета закрылась, Антон вытянул из пальцев Лу ее визитную карточку.

— Значит, теперь вы Лу Андреас фон Саломе! Кто же он — ваш Андреас? — И вдруг вспомнил: — Да-да, вы тогда стремительно вышли замуж за какого-то профессора! Это и был Андреас? Наши ребята были страшно разочарованы, они ведь по очереди делали вам предложения, хотя было наперед известно, что вы всем им откажете. И все-таки, когда вы вышли замуж, им было обидно.

— А вы мне предложения не делали? — полюбопытствовала Лу и замолчала, потому что в кабинет вплыла Магда с подносом, на котором был сервирован традиционный утренний кофе.

— Не делал, — сознался издатель, когда секретарша вышла. — Я тогда был уже женат.

Лу пригубила кофе и отставила чашечку — кофе был неплохой, но похуже, чем в кафе напротив.

— Я слышала, вы задумали интересный проект.

— Вы имеете в виду сборник неопубликованных стихов?

— Именно! Рискованный проект, не так ли?

— Вроде бы — да. Но я себя слегка обезопасил, беру с авторов 50 пфеннигов за страницу.

— Всего лишь 50 пфеннигов? На этом не разживешься. Впрочем, в объявлении это не написано.

— Написано мелким шрифтом, вы не разглядели. Но я все еще не понял — в чем ваш интерес? Неужели вы принесли мне свои стихи?

Лу открыла портфельчик, вынула из него тонкую пачку листков и положила ее на стол.

— Я действительно принесла стихи, но не свои. Это неизданная поэма Райнера Мария Рильке.

Она нарочно произнесла полное имя Райнера, чтобы подчеркнуть значительность события. Киппенберг удивился:

— Неизданная поэма Рильке? — он взял в руки листки и начал их проглядывать. — Как странно — он ведь немедленно публикует все им написанное! Когда он сочинил эту поэму?

— Честно говоря, точно не знаю. Лет десять назад, не меньше. Она затерялась в его вещах — он бросил их у меня, когда мы расстались. А я ее неожиданно нашла, разбирая бумаги при переезде.

— А почему он сам ее не принес?

— Он о вашем проекте ничего не знает, так как газет не читает. И я решила сделать ему сюрприз.

— А он не рассердится?

— Райнер рассердится на меня? Вы шутите! — засмеялась Лу. — Он просто будет счастлив, что я о нем позаботилась.

Антон снова пролистал поэму.

— Бумага что-то совсем свежая. Не похоже, что это написано десять лет назад.

— Неужто вы думаете, что я принесла вам оригинал? Конечно, это копия. Оригинал я спрятала у себя. Когда придет время, Райнер поставит на нем автограф, и он станет библиографической редкостью.

Киппенберг быстрым, хорошо тренированным глазом стал читать поэму Райнера по диагонали. Отложив листки, он вздохнул:

— Странное творение. Прямо скажу — далеко не шедевр. Вы говорите, он написал это лет десять назад? Оно и видно — романтическая юношеская чушь. Вы уверены, что он согласится этот опус публиковать?

— Он согласиться на все, что я ему предложу.

Киппенберг поморщился: