Когда бабушка самой последней возвращалась из бани, закат уже заливал горячим золотом комнату с клубящим самоваром на столе. В фигурных серебряных боках самовара жарко плавились куски заходящего солнца. Садились ужинать и пить чай, – бабушка сразу начинала с последнего. Сидя рядом с самоваром, – раскрасневшаяся, в чистом белом платочке, – она, не торопясь, с очевидным удовольствием, выпивала подряд несколько чашек свежего чая вприкуску с сахаром, который мельчила специальными щипчиками. Были на столе и варенья – смородиновое и яблочное, простенькие конфетки – карамельки и подушечки, пряники и печенье. Дети, поставив подбородки на стол, хлюпали горячий чай прямо из блюдец: хороших манер особо не придерживались – не званый обед – за столом все свои.
***
Когда нам с братом Колькой исполнилось лет по десять-одиннадцать, мать стала отпускать нас иногда рыбачить на Волгу одних (в те времена к этому относились проще). Но была бы река рядом – уж точно торчали бы мы на рыбалке целыми днями. Рыболовами мы были азартными и до глупости неуёмными: часами могли вожделенно смотреть на неподвижный поплавок в ожидании чуда. К сожалению, секретам мастерства учить нас было некому, и снасти мы мастерили по собственному разумению – с расчётом, конечно же, на крупную рыбу: крючки выбирали большие; леску – толстую; грузила – тяжёлые. То есть делали всё, чтобы рыба сразу разглядела «засаду» и не захотела даже близко подходить. Только неопытные мальки время от времени пощипывали под водой кончики болтающихся на крючках смачных червяков-великанов, накопанных нами в богатой навозной куче, мелко подёргивая при этом поплавок и держа наш азарт в тонусе. Уловы обходили нас стороной: дай бог кошке принесём мелочи с десяток.
Но об одной нашей рыбалке я расскажу особо, хотя вовсе не уловом она запомнилась мне на всю жизнь.
В тот день, по слёзной просьбе, мама разбудила нас с рассветом. По-щенячьи дрожа от утреннего озноба, мы с трудом выбрались из постелей, но охота – пуще неволи! Наскоро позавтракав парным молоком со вчерашними пирожками, мы взяли удочки, банку с червями, котомку с едой, заботливо собранную мамой, и торопливо выскочили из дома. Уже на ходу, наблюдая стремительно светлеющее небо, поняли, что не успеваем мы, как ни торопись, на «бешеный клёв на утренней зорьке», о котором читали в разных книжках, – ради которого и вставали-то в такую рань! Так оно, конечно, и получилось. Пока мы трусили по сумрачному лесу, пропитанному с ночи влажными мшистыми запахами, над головами принялись верещать птицы, а верхушки сосен загорелись печным светом.
Выскочив на опушку, мы невольно затормозили, поражённые неожиданной, не виданной ранее, красотой! Перед нами из-за горизонта вставало солнце, и его лучи уже скользили по тучным некошеным лугам, седым от обильной росы. Мириады капель, осевших на траве, в разнобой подрагивали, слезились и переливались в этих лучах чистейшими бриллиантами, готовыми вот-вот испариться и кануть в лету. В низине, среди клочьев расползающегося тумана, паслись коровы, а дальше, по лёгкому взгорку, разбегалась деревня, курящая ранними печными дымками. Белая церквушка, торчащая над селом, малиново румянилась одним боком. Во дворах по очереди звонко голосили петухи. И вся эта немыслимая красота предназначалась нам с Колькой!
Спрямляя дорогу, брели мы по мокрой траве, сшибая седую росу и оставляя за собой тёмные борозды. Горячий восход слепил глаза и обещал жаркий день.
Спрямляя дорогу, брели мы по мокрой траве, сшибая седую росу и оставляя за собой тёмные борозды. Горячий восход слепил глаза и обещал жаркий день.
За селом, на косогоре, мы снова замерли от восторга: внизу, над Волгой, повторяя все её изгибы, ползла змея розового, светящегося изнутри тумана. Мы добежали до берега и спустились к воде. Над рекой, в густом тумане, один над другим висели два ослепительных солнечных диска; отраженный – колебался и подрагивал на невидимой речной волне, посылая в нашу сторону дорожку сверкающих золотых скобочек. Мы заворожено наблюдали, как бегущий туман рвётся и тает под горячими лучами.
Солнце поднималось, и скоро туман исчез без следа; уверенно и жарко заступил молодой день.
…В тот день, простояв много часов с удочкой на солнцепёке, я заработала солнечный удар. Всю следующую ночь я металась в жару и бреду, продолжая неотвязно следить за поплавком, не уходящим из воспалённого мозга, а мама сидела рядом и меняла мокрые полотенца у меня на голове…
***
В конце июня по обочинам, по солнечным взгоркам начинала поспевать земляника – большое девчачье удовольствие! Первые однобокие ещё ягодки мы срывали с веточками, собирали их в букетики и тащили маме. Мама, испробовав наши дары, конечно же, чмокала языком и жмурилась от удовольствия.