По колее «Особого пути». Цивилизационный процесс и модернизация в России

Идею политического представительства Страйер называет «одним из великих открытий средневекового правления»38. В средневековой Европе представительные ассамблеи в 12—13 вв. появляются повсюду. При этом «большинство ученых соглашается с тем, что эти ассамблеи тесно связаны с ростом средневековых судов и средневековой юриспруденции»39.

Как пишет Хеншелл, «права, представительство и согласие возникли отнюдь не в просвещенном ХVIII веке. Они являлись частью городской республиканской традиции, появившейся в раннее Новое время и вошедшей в теорию и практику каждой монархии… Сословные представительства существовали для защиты прав и свобод… Они существовали для того, чтобы давать согласие сообщества или корпорации на введение правительственных актов, касавшихся их прав. Фактически они представляли собой республиканский компонент монархической системы. Они воплощали идеологию, которая оберегала древние обычаи, утвержденные привилегии, контракты и хартии. Их риторикой была свобода, а их санкцией – прошлое. Их делом было вести переговоры о вторжении правительства в сферу иммунитета. Поэтому они в некотором смысле обеспечивали ограничение королевской власти, поскольку сдерживали те действия, которые власть предпринимала по собственной инициативе. Но это можно назвать ограничением, только если предположить, что монархи желали неограниченной власти. Но так как они в большинстве своем уважали законы, значит, такой власти не желали»40.

Русская политическая культура всегда отвергала институт парламентаризма с не меньшим энтузиазмом, чем принцип правления права.

Прав московитян не защищают ни городские хартии, ни гильдии и корпорации, ни парламенты (ни в английском, ни во французском варианте). Выборные структуры в Московии существуют, но не для того, чтобы «декларировать в законах и охранять права», тем самым представляя интересы выборщиков, как это делали европейские парламенты и Генеральные штаты41. Видимо, по этой причине в истории Земских соборов практически нет ни одного случая, когда их представители вступают в конфликт с царем по какому- либо вопросу. Боярская Дума и Земские соборы не были представительными ассамблеями, защищающими права сословий. Единственная функция, которая роднит их с европейскими представительствами – это легитимация власти монарха и принимаемых им решений. Специфика России лишь в том, что здесь легитимация осуществляется на основе не согласования интересов, а традиций соборности, т. е. единения народа с монаршей волей.

«Соборы возникли не по требованию сословий для ограничения царской власти, а по инициативе государей для упрочения их власти»42. «В руках царя земские соборы были лишь одним из орудий управления подданными»43. Более значимую роль, по-видимому, и не могло играть сословное представительство в стране, где и само право было не руководящим принципом, а «одним из орудий управления подданными».

То, что в современной России нижняя палата парламента называется Думой, а вместе с верхней Федеральным Собранием – не символическое совпадение, а прямое присутствие в современных российских реалиях цивилизационного наследия Московской Руси. В первую очередь, наследована сама модель: сильная власть – слабое общество.

Федеральное Собрание не гарантирует россиянам предусмотренные Конституцией права и свободы, а постоянно их сворачивает. В этом также прослеживается одна из правовых традиций Московии.

«По Уложению 1649 года даже отменено участие общества в судебных делах; по Судебникам и по всем прежним законам на суде наместничьем непременно должны были присутствовать выборные от общества старосты и целовальники со своим земским дьяком… по Уложению же суд предоставлен решительно одним воеводам и их приказным людям и сделался более или менее произвольным, со множеством канцелярских форм, страшно распространивших писанье и запутанность дел. Даже вызов в суд, сперва много зависевший от общества, без согласия которого по Судебнику нельзя было взять вызываемого в суд, по Уложению стал вполне зависеть от воевод и приказных людей, которые, не спрашиваясь никого, насильно волочили в суд кого вздумается, и общество не имело уже никакого голоса в защиту своих членов»44.

Заметим, что это очевидное ухудшение прав всех подданных, включая и дворянство, которое, по мнению многих историков, являлось главным «лоббистом» Уложения, было спокойно принято и «утверждено» Земским Собором 1649 года так же легко, как отмена срока давности по поиску беглых…

Государственная дума начала 20 века так и не добилась самостоятельности. В 90-е годы Россия была ближе всего к возможности освоить институт парламентаризма, однако именно в это время и произошел расстрел парламента – событие, которому трудно подыскать аналогию в мировой истории. Злая ирония судьбы, однако, прямо вытекающая из российской «колеи».

Догоняющая мобилизация