По ком звонит колокол

– Потому что ты глухой, как пень, – сказала Пилар. В трепещущем отблеске свечи ее широкое лицо казалось суровым и жестким. – Не тупой, нет – просто глухой. Глухой не слышит ни музыки, ни радио, а раз не слышит – может сказать, что этого просто не существует. Qué va, Inglés. Я сразу увидела смерть на лице того, с чудны́м именем, так, словно она была каленым железом выжжена на нем.

– Ничего ты не увидела, – не сдавался Роберт Джордан. – Ты видела лишь его страх и то, что его мучают дурные предчувствия. А страх был у него от того, что ему пришлось пережить. Вот он и воображал, что с ним может случиться беда.

– Qué va, – сказала Пилар. – Я видела его смерть так ясно, как будто она сидела у него на плече. И что еще важней, от него пахло смертью.

– Пахло смертью, – передразнил ее Роберт Джордан. – А может, просто страхом? У страха есть запах.

– De la muerte[88], – повторила Пилар. – Послушай. Когда Бланкет, который был величайшим из всех peon de brega[89], работал с Гранеро, он рассказывал мне, что в день смерти Маноло Гранеро, когда они по дороге на арену остановились в часовне, Маноло вдруг обволок такой сильный запах смерти, что Бланкета чуть не стошнило. А ведь он был рядом с Маноло, и пока тот принимал ванну, и пока одевался в отеле, перед тем как отправиться на корриду. И в машине по дороге на арену они сидели вплотную друг к другу. И никакого запаха не было. Да и в часовне никто другой его не учуял, кроме Хуана Луиса де ла Роса. Ни Марсиаль, ни Чикуэло не заметили его ни там, ни когда они все четверо выстроились перед проходом, ведущим на арену. А вот Хуан Луис побледнел как полотно, и Бланкет спросил у него: «Ты тоже чувствуешь?» Тот ему ответил: «Настолько, что невозможно дышать. Это от твоего матадора». – «Pues nada – ничего не поделаешь, – ответил ему Бланкет. – Будем надеяться, что мы ошиблись». – «А от других?» – спросил Бланкета Хуан Луис. «Nada – ничего, – ответил Бланкет. – Но от этого несет сильнее, чем несло от Хосе в Талавере».

И в тот день бык по кличке Покапена с фермы в Верагуа припечатал Маноло Гранеро к барьеру перед вторым tendido[90] на мадридской Пласа де Торос. Мы с Финито были там, и я видела это собственными глазами. Рог до основания раскроил ему череп, и голова Маноло застряла под estribo[91] в основании барьера, куда его отшвырнул бык.

– А ты тогда что-нибудь унюхала? – спросил Фернандо.

– Нет, – ответила Пилар. – Я была слишком далеко. Мы сидели в седьмом ряду третьего сектора. Но оттуда, сбоку, мне все было видно. Тем же вечером Бланкет, до того работавший с Хоселито, который тоже погиб при нем, рассказал об этом Финито в «Форносе»; Финито спросил сидевшего с ними Хуана Луиса де ла Роса, правда ли это, но тот ничего не ответил, только молча кивнул – правда, мол. Я видела все своими глазами. Так что, Inglés, может, ты просто глух к некоторым вещам – как Чикуэло и Марсиаль Лаланда, как все их бандерильерос и пикадоры, как все gente[92] Хуана Луиса и Маноло Гранеро, которые ничего не учуяли в тот день. Но Хуан Луис и Бланкет не были глухими к таким вещам. И я не глухая.

– Почему ты говоришь о глухоте, когда речь идет о запахе? – спросил Фернандо.

– Твою мать! – в сердцах ругнулась Пилар. – Тебе бы, а не Inglés быть профессором. А тебе, Inglés, я могла бы много чего еще рассказать, так что не сомневайся: тебе просто не дано видеть и слышать некоторые вещи. Не слышишь же ты того, что слышит собака. И не чуешь того, что чует она. Но кое-что из того, что может случиться с человеком, ты уже узнал не понаслышке.

Мария положила руку Роберту Джордану на плечо, и он вдруг подумал: пора кончать эту ерунду, сколько времени у нас там еще осталось, надо взять от него все, что можно. Но еще слишком рано. Придется как-то убить остаток вечера. Поэтому он спросил у Пабло:

– А ты веришь во всю эту чертовщину?

– Не знаю, – ответил Пабло. – Я, скорее, того же мнения, что и ты. Со мной никогда ничего сверхъестественного не случалось. Но страх… Это конечно. Этого я вдоволь натерпелся. Но в то, что эта вот женщина, Пилар, умеет читать судьбу по руке, верю. Если не врет, может, она действительно чует такие вещи?

– Qué va, стану я врать, – сказала Пилар. – Не я же это придумала. Бланкет был человеком – серьезней некуда, более того, очень набожным. И цыганом он не был, а был горожанином из Валенсии. Ты разве его никогда не видел?

– Видел, – ответил Роберт Джордан. – Много раз. Маленький такой, лицо серое, но никто не управлялся с плащом лучше, чем он. И быстроногий был – как кролик.