По ком звонит колокол

Да, подумал Роберт Джордан, ты многому научился в «Гейлорде». Карков прочел его единственную опубликованную книгу. Она не имела успеха. Роберт Джордан сомневался, что всего-то двести ее страниц прочли хотя бы две тысячи читателей. Но он вложил в нее все, что узнал об Испании за десять лет скитаний по ней – пешком, в вагонах третьего класса, на автобусах, верхом на лошадях и мулах, в кузовах грузовиков. Он хорошо знал Страну Басков, Наварру, Арагон, Галисию, обе Кастилии и Эстремадуру. Борроу, Форд, многие другие написали об этой стране такие замечательные книги, что он мало что мог к ним добавить. Но Карков сказал, что его книга хорошая.

– Вот почему я с вами и вожусь, – объяснил он. – Я считаю, что вы написали абсолютно правдивую книгу, а это большая редкость. Поэтому мне и хочется, чтобы вы поняли кое-какие вещи.

Ладно. Пройдя через это все, он напишет еще одну книгу. Но только о том, что доподлинно узнал сам. Правда, чтобы справиться с этой задачей, нужно быть писателем получше, чем я теперь, подумал он. То, что он узнал и понял на этой войне, было отнюдь не просто.

Глава девятнадцатая

– Что ты делаешь? – спросила его Мария, подойдя и встав рядом. Он повернул голову и улыбнулся ей.

– Ничего. Думаю.

– О чем? О мосте?

– Нет. С мостом все ясно. О тебе, об одном отеле в Мадриде, где я знаю нескольких русских, о книге, которую когда-нибудь напишу.

– В Мадриде много русских?

– Нет. Очень мало.

– А в фашистских газетах пишут, что их там сотни тысяч.

– Вранье. Их совсем немного.

– Тебе нравятся эти русские? Тот, что был здесь до тебя, тоже был русским.

– А тебе он понравился?

– Да. Я тогда была совсем больная, но он мне показался очень красивым и очень храбрым.

– Красивым! Надо ж такое придумать, – сказала Пилар. – У него нос был плоский, как моя ладонь, а скулы широкие, как овечья задница.

– Он был хорошим товарищем и моим другом, – сказал Марии Роберт Джордан. – Я его очень любил.

– Ну конечно, – вставила Пилар. – Любил, а потом застрелил.

При этих словах картежники подняли головы, а Пабло уставился на Роберта Джордана. Никто не произнес ни слова, лишь после паузы цыган Рафаэль спросил:

– Это правда, Роберто?

– Да, – ответил Роберт Джордан. Ему было неприятно, что Пилар заговорила об этом, и он жалел, что сам рассказал это, когда они были у Глухого. – По его просьбе. Он был тяжело ранен.

– Qué cosa mas rara[87], – сказал цыган. – Пока он был здесь у нас, он все время говорил об этом. Уж не помню, сколько раз я сам обещал ему помочь в случае чего. Как чудно́, – повторил он, качая головой.

– Он вообще был чудно́й, – сказал Простак. – Не такой, как другие.

– Слушай, – сказал один из братьев, Андрес, – вот ты профессор и все такое, ты веришь, что человек может почувствовать наперед, что с ним будет?

– Я верю в то, что это невозможно, – ответил Роберт Джордан. Пабло смотрел на него с любопытством, Пилар – безо всякого выражения. – А что касается этого русского товарища, он был очень нервным, потому что слишком много времени провел на фронте. Он воевал в Ируне, а каково там было – сами знаете. Очень тяжело. Потом он воевал на севере. А с момента, когда создали первую группу для работы за линией фронта, он действовал здесь, в Эстремадуре и в Андалусии. Думаю, он очень устал, и нервы у него сильно расшатались, потому он и воображал себе всякие ужасы.

– Наверняка он вдоволь их навидался, – сказал Фернандо.

– Как и все, – добавил Андрес. – Но послушай, Inglés. Ты уверен, что человек действительно не может знать наперед, что ему на роду написано?

– Не может, – ответил Роберт Джордан. – Все это невежество и предрассудки.

– Ну-ну, – вставила Пилар. – Давайте послушаем мнение профессора. – Она говорила о нем как о рассудительном не по годам ребенке.

– Я думаю, что страх рождает дурные предчувствия, – сказал Роберт Джордан, – и ты начинаешь выискивать всякие предзнаменования…

– Вроде сегодняшних самолетов, – вставил Простак.

– Или вроде такого гостя, как ты, – тихо произнес Пабло. Роберт Джордан, взглянув на него через стол, понял, что это вовсе не было провокацией с его стороны, он лишь высказал вслух то, о чем в тот момент думал.

– А приняв что-то за дурное предзнаменование, – продолжил Роберт Джордан, – человек, в котором живет страх, начинает представлять собственный конец и убеждает себя, что это видение пророческое. Думаю, все дело только в этом. Я не верю ни в людоедов, ни в прорицателей, ни во что другое сверхъестественное.

– Но тот, со странным именем, увидел-таки свою судьбу, – сказал цыган. – И как увидел, так и случилось.

– Ничего он не увидел, – возразил Роберт Джордан. – Просто он боялся, что так может быть, и это стало его наваждением. Никто меня не убедит, что он что-то якобы знал заранее.

– Даже я? – спросила Пилар и, зачерпнув горсть золы из очага, сдула ее с ладони. – Я тоже не смогу тебя убедить?

– Нет. Со всеми твоими колдовскими и цыганскими штучками – не сможешь.