Роберт Джордан взял сигарету и сунул ее в нагрудный карман своей синей рабочей куртки. Он узнал человека по фотографиям – это и был британский экономист.
– Да пошел ты, – сказал он ему по-английски, потом водителю по-испански: – Туда, к арене! Понял? – и, забравшись в броневик, с грохотом захлопнул и заблокировал тяжелую дверцу. Машина рванула по длинной шедшей под уклон улице, по броне зацокали пули – словно кто-то швырял камешки в железный котел. А когда застрочил пулемет, звук стал напоминать резкие и быстрые удары молотка по обшивке. Они подъехали к устроенному под стеной арены укрытию; рядом с кассой еще висели октябрьские афиши, на земле стояли вскрытые ящики с патронами и топтались бойцы с винтовками и гранатами, висящими у них на поясах и распирающими карманы.
– Отлично, – сказал Монтеро. – Вот и танк. Теперь можно в атаку.
Позже, вечером, когда последние дома на склоне холма были освобождены, Роберт Джордан удобно устроился за кирпичной стеной у пробитой в ней бреши, сквозь эту бойницу оглядывал обширное поле обстрела, открывавшееся между ними и горным хребтом, куда отступили фашисты, и с удовольствием почти чувственным думал о том, как хорошо защищает их левый фланг холм с разрушенной виллой на склоне. Он лежал на соломенной подстилке в насквозь промокшей от пота одежде, завернувшись в одеяло. Вспомнив встречу с экономистом, он рассмеялся и пожалел, что обошелся с ним так грубо. Но в тот момент, когда англичанин протянул ему сигарету едва ли не как плату за информацию, ненависть фронтовика к «тыловым крысам» оказалась непреодолимой.
Теперь ему вспомнился «Гейлорд» и то, как Карков говорил об этом человеке:
– Так вот, значит, где вы с ним встретились. Я-то в тот день дальше Пуэнте-де-Толедо не забирался. А он, стало быть, находился куда ближе к фронту. Видимо, тот день и стал последним днем его храбрости. На следующий он уехал из Мадрида. Думаю, отважней всего он проявил себя в Толедо. В Толедо он был неподражаем. Он – один из авторов стратегии захвата Алькасара. Видели бы вы его тогда в Толедо! Полагаю, в большой степени именно благодаря его усилиям и его советам осада имела успех. То был глупейший эпизод войны. Апогей глупости. А что думают об этом человеке в Америке?
– В Америке, – ответил Роберт Джордан, – считают, что он очень близок к Москве.
– Нет, это вовсе не так, – сказал Карков. – Но у него замечательная внешность, и эта внешность в совокупности с манерами позволяет ему добиваться успеха. Мне с моим лицом ничего не светит. То немногое, чего удалось добиться мне, было достигнуто как раз вопреки моему лицу, которое не способно ни воодушевлять людей, ни вызывать симпатию и доверие. А у этого Митчелла лицо, которое приносит удачу. Лицо заговорщика. Любой, кто читал книги о заговорщиках, мгновенно проникается к нему доверием. К тому же у него и манеры заправского заговорщика. Увидев его входящим в комнату, каждый моментально поймет: вот заговорщик высочайшей пробы. Все ваши богатые соотечественники, сентиментально желающие, как они считают, помочь Советскому Союзу или чуть подстраховаться на случай возможного успеха партии, по лицу и манерам этого человека догадываются: он не может быть никем иным, кроме как доверенным агентом Коминтерна.
– Значит, он никак не связан с Москвой?
– Абсолютно никак. Послушайте, товарищ Джордан, знаете байку о двух видах дураков?
– Явных и скрытых?
– Нет. У нас в России есть две разновидности дураков. – Карков ухмыльнулся и приступил к объяснению: – Первая – это зимний дурак. Зимний дурак приходит на порог вашего дома и громко стучит в дверь. Вы открываете – перед вами стоит человек, которого вы никогда в жизни не видели. У него весьма импозантный вид: очень крупный мужчина, в сапогах, меховой шубе и шапке, весь засыпан снегом. Первое, что он делает, – топает ногами, чтобы сбить снег с сапог. Снег осыпается на пол. Затем он снимает шубу и стряхивает ее. На полу образуется еще бо́льшая куча снега. Потом еще – с шапки. Потом он еще немного топает сапогами и проходит в комнату. Тут вы смотрите на него и видите, что это – дурак. Таков дурак зимний.
А летний идет по улице, размахивает руками, голова у него дергается из стороны в сторону, и каждый за двести метров видит, что он дурак. Так вот этот экономист – дурак зимний.
– Но почему же люди так доверяют ему? – спросил Роберт Джордан.