По ком звонит колокол

– Скоро я тебе ее отдам, Inglés, – сказала она сидевшему позади нее Роберту Джордану.

– Не говори так, – попросила Мария.

– Да, отдам тебя ему, – повторила Пилар, не глядя на них. – Ты мне никогда не была нужна. Но я ревную.

– Пилар, не говори так, – снова попросила Мария.

– Пусть забирает, – сказала Пилар, обводя пальцем мочку ее уха. – Но я страшно ревную.

– Пилар, – сказала Мария, – ты же сама объяснила мне, что между нами ничего такого нет.

– Что-то такое есть всегда, – ответила женщина. – Что-то, чего быть не должно. Но у меня ничего такого нет. Честно, нет. Я желаю одного – чтобы ты была счастлива, больше ничего.

Мария промолчала, она лежала тихо, чуть приподняв голову, чтобы Пилар не было тяжело ее держать.

– Послушай, guapa, – сказала Пилар, рассеянно, но последовательно обводя пальцем контур ее щеки. – Послушай, guapa, я люблю тебя, но отдаю ему, я не tortillera[48], я женщина, созданная для мужчин. Это правда. Но сейчас, при свете дня, мне приятно сказать, что я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю.

– Qué va. Не пори чепухи. Ты даже не понимаешь, о чем я говорю.

– Понимаю!

– Qué va, что ты можешь понять! Ты создана для этого Inglés. Это видно с первого взгляда, ну так тому и быть. Я согласна. Ни на что другое не согласилась бы. Я не капризничаю. Я только говорю правду. Мало кто будет говорить с тобой искренне, а женщины – вообще никогда. Если я ревную – так и говорю. Как оно есть, так и говорю.

– А ты не говори, – сказала Мария. – Не говори, Пилар.

– Por qué[49] не говорить? – Женщина по-прежнему не смотрела ни на Марию, ни на Роберта Джордана. – Буду говорить, пока мне самой это не перестанет доставлять удовольствие. И… – она наконец посмотрела на девушку, – …вот теперь все, перестало. Больше не буду, поняла?

– Пилар, – снова попросила Мария, – не говори так.

– Ты славный крольчонок, – сказала Пилар. – А теперь убирай свою голову – хватит глупостей.

– Это была вовсе не глупость, – ответила Мария. – И моей голове очень удобно там, где она есть.

– Нет. Убирай ее. – Пилар сунула свои большие ладони под голову Марии и подняла ее. – Ну а ты, Inglés? – сказала она, держа на весу голову Марии и глядя на горы. – Какая кошка тебе язык отъела?

– Не кошка, – ответил Роберт Джордан.

– А что за зверь? – Она аккуратно опустила голову девушки на землю.

– И не зверь, – сказал Роберт Джордан.

– Сам проглотил, что ли?

– Наверное.

– Ну и как, вкусно? – Пилар повернулась к нему с улыбкой.

– Не очень.

– Я так и думала, – сказала Пилар. – Так и думала. Ну вот, возвращаю тебе нашего кролика. Да я его у тебя никогда и не отнимала. Хорошее прозвище для нее. Я слышала, как ты ее называл так сегодня утром.

Роберт Джордан почувствовал, что краснеет.

– Трудная ты женщина, – сказал он ей.

– Да нет, – ответила Пилар. – Я простая. С виду. Но на самом деле очень сложная. А ты очень сложный, Inglés?

– Нет. Хотя и не простак.

– Ты мне нравишься, Inglés, – сказала Пилар. Потом улыбнулась, наклонилась вперед и все так же с улыбкой покачала головой: – Эх, если б я могла отнять у тебя крольчонка или тебя у крольчонка.

– Ты бы не смогла.

– Знаю, – сказала Пилар и снова улыбнулась. – Да и охоты нет. Но будь я молодой – может, охота и появилась бы.

– Верю.

– Веришь?

– Конечно, – ответил Роберт Джордан. – Только разговор этот глупый.

– Это на тебя не похоже, – сказала Мария.

– Сегодня я и сама на себя совсем не похожа, – сказала Пилар. – Очень мало похожа. Из-за твоего моста, Inglés, у меня голова разболелась.

– Можно назвать его Мостом головной боли, – пошутил Роберт Джордан. – Но все равно он полетит у меня в то узкое ущелье, как сломанная птичья клетка.

– Вот это хорошо, – обрадовалась Пилар. – Продолжай и дальше в том же духе.

– Он у меня переломится, как очищенный банан.

– Банан я бы сейчас съела, – сказала Пилар. – Давай, Inglés, скажи еще что-нибудь эдакое.

– Хватит, – ответил Роберт Джордан. – Пошли в лагерь.

– Ну да, твой долг, – сказала Пилар. – Да никуда он не денется. Я же обещала, что дам вам побыть вдвоем.

– Нет. У меня много дел.

– Это тоже важное дело, да и большого времени не требует.

– Пилар, закрой рот, – сказала Мария. – Это же грубо.

– А я такая, я грубая, – сказала Пилар. – Но и очень чуткая. Soy muy delicada. Оставляю вас одних. А разговоры про ревность – чушь. Просто я разозлилась на Хоакина, потому что увидела по выражению его лица, какая я страхолюдина. А ревную я разве что к твоим девятнадцати годкам. Да и ревность эта ненадолго. Тебе тоже не всегда будет девятнадцать. А теперь я пошла.

Она встала, уперлась рукой в бок и взглянула на Роберта Джордана, который тоже уже стоял. Мария продолжала сидеть под деревом, низко опустив голову.

– Мы пойдем в лагерь все вместе, – сказал Роберт Джордан. – Так будет лучше, да и дел по горло.

Пилар кивнула в сторону Марии, которая так и сидела под деревом молча, отвернувшись от них, улыбнулась, едва заметно пожала плечами и спросила:

– Дорогу знаешь?

– Я знаю, – сказала Мария, не поднимая головы.