Значит, ты думаешь не о том, что станется с тобой, а о том, что может случиться с женщиной, с девушкой и со всеми остальными. Ладно. А что случилось бы с ними, если бы ты не пришел сюда? А что происходило с ними до того, как ты здесь появился? Ты не должен думать об этом. Ты не несешь за них ответственности за пределами операции. Не ты отдавал приказ. Приказ отдал Гольц. А кто такой Гольц? Отличный генерал. Лучший из всех, под чьим командованием тебе довелось служить. Но должен ли человек выполнять невыполнимые приказы, зная, к чему они ведут? Даже если эти приказы исходят от Гольца, который представляет не только армию, но и партию? Да. Он должен их выполнять, потому что только в ходе их выполнения станет ясно, действительно ли они невыполнимы. Как можно утверждать, что они невыполнимы, пока не попытаешься их выполнить? Где бы все мы оказались, если бы каждый, получая приказ, заявлял, что он невыполним? Где бы все мы были, если бы на любой приказ просто отвечали: «Это невыполнимо»?
Он навидался командиров, для которых все приказы были невыполнимы. Например, эта свинья Гомес, там, в Эстремадуре. Он навидался наступлений, в которых фланги не двигались вперед, потому что якобы это было невозможно. Нет, он исполнит то, что ему приказано, и если ему нравятся люди, с которыми придется это делать, что ж, тем хуже для него.
Любое задание, которое они, партизаны, выполняли, навлекало дополнительную опасность и несчастья на людей, которые их укрывали и им помогали. Ради чего? В конце концов ради того, чтобы исключить опасность из своей жизни навсегда и чтобы их страна стала хорошим местом для жизни. И как бы банально это ни звучало, это – правда.
Если Республика проиграет, тем, кто верил в нее, будет невозможно оставаться в Испании. Неужели и впрямь невозможно? Да, он знал это, потому что видел, что происходило в краях, уже занятых фашистами.
Пабло – свинья, но остальные – прекрасные люди, и разве не предательство втравлять их в это дело? Возможно. Но если они его не сделают, через неделю два кавалерийских эскадрона явятся сюда, в горы, и все равно сметут их.
Нет. Никто не выиграет от того, что их оставят в покое. Разве что будет соблюдено право каждого человека делать свой выбор без какого бы то ни было постороннего вмешательства. Ведь он верит в этот принцип, разве нет? Да, верит. А как же тогда быть с плановым обществом и всем прочим? А это уже решать другим. У него после войны найдутся свои дела. Сейчас он сражается в этой войне потому, что она началась в стране, которую он любит, и потому что он верит в Республику, а если она падет, для людей, которые в нее верят, жизнь станет невыносимой. Коммунистической дисциплине он подчиняется только на время войны. Здесь, в Испании, коммунисты установили наилучшую, самую здравую и разумную для ведения войны дисциплину. И он подчинился этой дисциплине на военное время, потому что с точки зрения ведения войны их партия была единственной, чью программу и чью дисциплину он мог уважать.
Каковы же тогда были его политические убеждения? А их у него в настоящий момент не было, признался он себе и подумал: только никому об этом не говори. И даже мысли такой не допускай. А что ты собираешься делать потом? – спросил он себя. Вернусь домой и буду, как раньше, зарабатывать на жизнь преподаванием испанского языка, а еще я собираюсь написать правдивую книгу. Ну конечно. Уверен, что это будет легко.
Хорошо бы поговорить о политике с Пабло. Было бы очень интересно проследить развитие его политических взглядов. Вероятно, это классическое движение слева направо, как у старины Лерру. Пабло вообще очень похож на Лерру. Прието тоже не лучше. И Пабло, и Прието почти одинаково верят в окончательную победу. У них у всех политическая психология конокрадов. Сам он верил в республику как форму правления, но эта Республика должна будет избавиться от шайки конокрадов, которая завела ее в тупик, когда началось восстание. Есть ли другой народ, чьи вожаки были бы ему такими же врагами?
Враги народа. Не следовало бы употреблять это выражение. Таких определений-ловушек нужно избегать. Вот лишь одно из последствий его близости с Марией. Он успел было стать таким же лицемерным и ограниченным в своем политическом мышлении, как какой-нибудь закоснелый баптист, и выражения типа «враг народа» – всякие прочие революционно-патриотические