По ком звонит колокол

– Конечно, – ответил Роберт Джордан, но про себя подумал: черт побери, знали бы все вы, ты, Пабло, ты, Пилар, ты, Мария, или вы, братья там, в углу, чьи имена я забыл и должен вспомнить, знали бы вы, как я иногда устаю от этого. От этого и от всех вас, и от себя самого, и от этой войны, а теперь вот еще и снег повалил некстати, будь он проклят. Это уж чересчур. Да нет. Ничего, черт возьми, не чересчур. Тебе нужно просто принять это как данность и справиться с этим, так что кончай строить из себя примадонну и смирись с тем, что идет снег, как ты уже сделал это минуту назад, потому что сейчас тебе нужно проверить цыгана и забрать старика. Но надо же – снег! В такое- то время года. Ну, все, хватит, сказал он себе. Прекрати ныть и смирись. Ты же знаешь – такова уж твоя чаша. Как там про чашу сказано? Надо либо тренировать память, либо никогда не прибегать к цитатам, потому что, когда не можешь вспомнить какую-нибудь цитату, она застревает у тебя в голове, как имя, которое забыл, но от которого никак не можешь отделаться. Так как же там все-таки про чашу?

– Налей мне, пожалуйста, чашу вина, – произнес он по-испански. И потом, обращаясь к Пабло: – Значит, много снега будет? Да? Mucha nieve?

Пьяный посмотрел на него, ухмыльнулся, кивнул и снова ухмыльнулся.

– Ни тебе наступления. Ни тебе aviones[53]. Ни тебе моста. Один снег, – сказал он.

– Как считаешь, долго он будет идти? – Роберт Джордан подошел и сел рядом с ним. – Думаешь, нас будет засыпать снегом все лето, приятель мой Пабло?

– Все лето – нет, – ответил Пабло. – А сегодня и завтра – да.

– Почему ты так решил?

– Метель бывает двух видов, – сказал Пабло весомо и рассудительно. – Одна приходит с Пиренеев. Она приносит большой холод. Но для такой метели теперь уже поздно.

– Ясно, – сказал Роберт Джордан. – И то хорошо.

– А та, что сейчас, – из Кантабрико, – продолжал Пабло. – Она приходит с моря. Если ветер дует оттуда, будет большая метель и много снега.

– Откуда ты все это знаешь, старожил? – спросил Роберт Джордан.

Теперь, когда его гнев улегся, метель возбуждала его, как всегда возбуждала всякая буря. Любая вьюга, шторм, внезапный шквал с дождем или снегом, тропический ураган или летняя гроза в горах, как ничто другое, вызывали в нем взрыв возбуждения. Это было как возбуждение боя, только чище. Бой – тоже своего рода ураганный шквал ветра, но горячего; горячего и такого сухого, что во рту пересыхает; он дует резко, обжигает и поднимает пыль; его порывы то налетают, то замирают, изменчивые, как военное счастье. Этот ветер он знал хорошо.

Но снежная метель – нечто противоположное всему этому. Во время метели можно было близко подойти к дикому зверю, и он не пугался. Звери кочевали с места на место, не зная, где находятся, и бывало, олень подходил к самому дому в поисках укрытия. В метель, едучи верхом, случалось наткнуться на лося, тот принимал твою лошадь за другого лося и рысцой спешил навстречу. Во время метели всегда казалось, пусть на время, что ничего враждебного не существует. Ветер мог дуть во время метели с ураганной силой, но он нес с собой чистую белизну, и воздух наполнялся этой движущейся белизной, и все вокруг меняло свои очертания, а когда ветер стихал, наступал полный покой. Сейчас бушевала такая же метель, и он не мог не наслаждаться ею. Да, она губила все его планы, но все равно пока ею можно было наслаждаться.

– Я много лет был погонщиком, – ответил Пабло. – Мы перевозили грузы через горы на больших подводах, до того как появились грузовики. Вот тогда-то мы и научились угадывать погоду по приметам.

– А как ты пришел в движение?

– Я всегда был из левых, – сказал Пабло. – Мы часто имели дело с людьми из Астурии, а они там политически очень грамотные. Я всегда стоял за Республику.

– Но чем ты занимался до начала движения?

– Работал на одного сарагосского конезаводчика. Он поставлял лошадей для коррид и армейских конюшен. Тогда-то мы с Пилар и познакомились; она была в то время с матадором Финито де Паленсия – ну, она сама тебе это рассказывала.

Он произнес это с явной гордостью.

– Так себе был матадор, – сказал один из сидевших за столом братьев, глядя в спину Пилар, стоявшей у очага.

– Так себе? – повторила она, обернувшись и уставившись на мужчину. – Говоришь, так себе был матадор?