По ком звонит колокол

Именно там, в «Гейлорде», вспоминал он, ты узнал, что Валентин Гонсалес, которого называли Эль Кампесино, то есть крестьянин, крестьянином никогда не был, а был он сержантом Испанского иностранного легиона, дезертировал и сражался на стороне Абд эль-Керима[79]. В этом тоже ничего страшного не было. Почему бы и нет? В такой войне нужны лидеры из крестьян, причем с самого начала, но имевшиеся крестьянские вожаки недалеко ушли от Пабло. Не ждать же прихода настоящего крестьянского предводителя, в котором к тому же, даже появись он, могло оказаться слишком много от крестьянина. Поэтому приходилось создавать таких вождей. Правда, судя по внешнему виду Кампесино, каким он его увидел – с черной бородой, толстыми негроидными губами и лихорадочным, пронзительным взглядом, – от него можно было ожидать неприятностей не меньше, чем от исконного крестьянского предводителя. В последнюю встречу у него создалось впечатление, что Кампесино твердо уверовал в собственную славу и в то, что он и впрямь крестьянин. Он был храбрым – трудно сыскать храбрее – и жестким человеком. Но, Боже праведный, до чего же он любил разглагольствовать! А когда возбуждался, был способен сказать что угодно, независимо от последствий, которые могла иметь его несдержанность. И она уже такие последствия имела, причем неоднократно. Тем не менее он показывал себя превосходным бригадным командиром в ситуациях, которые представлялись безнадежными. Он никогда не сознавал, что ситуация безнадежна, а если она и была таковой, умел выбраться из нее с боем.

В «Гейлорде» можно было также встретить простого каменщика Энрике Листера из Галисии, который командовал дивизией и тоже говорил по-русски. А еще краснодеревщика Хуана Модесто из Андалусии, которого только что назначили командовать армейским корпусом. Он тоже русскому научился не в своем Пуэрто-де-Санта-Мария, если только там не было курсов Берлица и местные краснодеревщики не имели обыкновения их посещать. Из всех молодых командиров он пользовался самым большим доверием у русских, поскольку был преданным партийцем, стопроцентным, как они говорили, щеголяя этим американизмом. Он был куда менее неотесанным, чем Листер или Эль Кампесино.

Безусловно, «Гейлорд» был самым подходящим местом для завершения твоего образования. Именно там ты узнал, как все происходило на самом деле, а не как оно якобы происходило. И мое образование еще только начинается, подумал он. Интересно, долго ли оно продлится? Он считал «Гейлорд» правильным, полезным, подходящим для себя местом. Поначалу, когда он еще верил во всякую чепуху, оно его шокировало. Но теперь он знал достаточно, чтобы принять необходимость разного рода подтасовок, и то, что он узнавал в «Гейлорде», только укрепляло его веру в то, что он считал справедливым. Ему нравилось знать, как обстоят дела на самом деле, а не как предполагается будто они обстоят. На войне без лжи не обойтись. Но правда о Листере, Модесто и Эль Кампесино была лучше всяких россказней и легенд. Когда-нибудь правду узнают все, а пока он радовался тому, что существует «Гейлорд», где правду уже сейчас может узнать лично он.

Да, именно туда он собирался отправиться в Мадриде, после того как купит книги, понежится в горячей ванне, выпьет пару стаканчиков и немного почитает. Но такие планы он строил до того, как Мария вошла в его жизнь. Хорошо. Они снимут два номера, и она сможет делать все, что захочет, пока он не вернется. Ждала же она его все это время здесь, в горах, подождет еще немного в отеле «Флорида». У них будет три дня в Мадриде. Три дня могут растянуться очень надолго. Он поведет ее на фильм «Вечер в опере» с братьями Маркс. Он идет уже три месяца и наверняка продержится еще три. Ей понравятся братья Маркс, подумал он. Очень понравятся.

Однако долог путь от «Гейлорда» до этой пещеры. Нет, не этот путь долог. Долгим будет путь от этой пещеры до «Гейлорда». Впервые его привел туда Кашкин, и ему там не понравилось. Кашкин сказал, что хочет познакомить его с Карковым, потому что Карков интересуется американцами и еще потому, что он самый страстный поклонник Лопе де Вега в мире и считает «Овечий источник» величайшей пьесой всех времен. Может, так оно и есть, но Роберт Джордан этого мнения не разделял.

В отличие от самого́ места, Карков ему понравился. Он оказался самым умным из когда-либо встречавшихся ему людей. Когда Роберт Джордан впервые увидел его, он представился ему фигурой комической: в черных кавалерийских сапогах, серых бриджах и сером кителе, с крохотными руками и ногами, одутловатым хрупким лицом и телом, с манерой выговаривать слова так, словно он выплевывал их сквозь свои гнилые зубы. Но в нем было больше ума, внутреннего достоинства, внешней дерзости и чувства юмора, чем в ком бы то ни было из тех, с кем довелось встречаться Роберту Джордану.