Военных гениев он явно на этой войне не видел. Ни одного. Даже ничего похожего. Клебер, Лукач и Ганс общими усилиями очень успешно защищали Мадрид со своими Интернациональными бригадами, но старый лысый, очкастый, тщеславный, глупый, как филин, невежественный в своих речах, храбрый, но тупой, как бык, Миаха, сотворенный пропагандой защитник Мадрида, так взревновал к славе Клебера, что заставил русских освободить того от командования и отправить в Валенсию. Клебер был хорошим солдатом, но ограниченным, и, принимая во внимание задачи, которые он выполнял,
Он жалел, что ему не довелось увидеть сражения на плато за Гвадалахарой, в котором были разбиты итальянцы. Но тогда он был в Эстремадуре. Однажды вечером, две недели назад, в «Гейлорде», Ганс рассказал ему о нем так, что он словно увидел это сражение собственными глазами. В ходе его был момент, когда они оказались почти разгромлены – это когда итальянцы прорвали фронт возле Трихуэке и Двенадцатая бригада попала бы в окружение, если бы была перерезана дорога Ториха – Бриуэга. «Но зная итальянцев, – рассказывал Ганс, – мы предприняли маневр, который против любого другого противника был бы неоправданным, а тут, как и предполагалось, оказался успешным».
Ганс все продемонстрировал ему на полевой карте. Он повсюду таскал ее с собой в своем планшете и, казалось, до сих пор не мог поверить в свершившееся тогда чудо. Ганс был хорошим солдатом и отличным товарищем. Испанские войска под командованием Листера, Модесто и Кампесино в том сражении показали себя хорошо, рассказывал он, и это следует поставить в заслугу их командирам и дисциплине, которую они утвердили в своих частях. Но многие решения, которые принимали Листер, Кампесино и Модесто, были им подсказаны их русскими военными советниками. А сами они были вроде стажеров, летевших на самолете с двойным управлением, которое пилот-инструктор в любой момент мог взять на себя в случае допущенной ими ошибки. Что ж, нынешний год покажет, многому ли и насколько хорошо они научились. Через некоторое время двойное управление снимут, тогда и посмотрим, как они умеют командовать своими дивизиями самостоятельно.
Они были коммунистами и приверженцами железной дисциплины. Установленная ими дисциплина должна была выковать хорошие войска. Листер слыл особенно строгим по части дисциплины. Он был настоящим фанатиком, и у него полностью отсутствовал пиетет перед человеческой жизнью, что вообще свойственно испанцам. Мало в каких армиях со времен первого татарского нашествия на запад столько казней проводилось по столь ничтожным поводам, как под его командованием. Но он знал, как превратить дивизию в боеспособное войско. Одно дело удерживать позиции. Другое – атаковать их, брать штурмом. И совсем другое – маневрировать войсками на поле битвы, думал Роберт Джордан, сидя за столом. Интересно, как Листер, такой, какой он есть, справится со своей задачей, когда двойного управления не будет? Но, может, они и не уйдут, думал он. Хотел бы я знать, уйдут ли они. А может, еще и укрепятся? Интересно, что русские думают обо всем этом деле? Надо побывать в «Гейлорде», сказал он себе. Мне многое надо узнать, а узнать это можно только там.
Одно время он считал, что визиты в «Гейлорд» ему вредны. Тамошний дух противоречил пуританскому, религиозному коммунизму, царившему на улице Веласкеса, в доме шестьдесят три, в palacio[81]
, где располагался столичный штаб Интернациональных бригад. На Веласкеса шестьдесят три, не говоря уж о штабе Пятого полка, до того как его расформировали на бригады при реорганизации армии, ты ощущал себя членом религиозного ордена – в «Гейлорде» такого ощущения не было и в помине.