По ком звонит колокол (For Whom The Bell Tolls)

Sitting at the table holding the receiver, all he heard was the roar of the planes and he thought, now, maybe this time, listen to them come, maybe the bombers will blow them all off, maybe we will get a break-through, maybe he will get the reserves he asked for, maybe this is it, maybe this is the time.	Сидя за столом с телефонной трубкой в руках, он слышал только рев самолетов, и он думал: может быть, сейчас, вот, может быть, на этот раз, прислушайся к ним, может быть, бомбардировщики разбомбят их вдребезги, может быть, пробьемся туда, может быть, он получит резервы, которые просил, может быть, вот оно, вот на этот раз начинается.
Go on. Come on. Go on.	Ну же, ну!
The roar was such that he could not hear what he was thinking.	В воздухе стоял такой рев, что он не слышал собственных мыслей.
43	43
Robert Jordan lay behind the trunk of a pine tree on the slope of the hill above the road and the bridge and watched it become daylight.	Роберт Джордан лежал за сосной на склоне горы, над дорогой, ведущей к мосту, и смотрел, как светает.
He loved this hour of the day always and now he watched it; feeling it gray within him, as though he were a part of the slow lightening that comes before the rising of the sun; when solid things darken and space lightens and the lights that have shone in the night go yellow and then fade as the day comes.	Он всегда любил этот час, и теперь ему приятно было следить за рассветом, чувствовать, будто и внутри у него все наполняется серой мглой, точно и он участвовал в том медленном редении тьмы, которое предшествует солнечному восходу, когда предметы становятся черными, а пространство между ними - светлым, и огни, ночью ярко сиявшие, желтеют и наконец меркнут при свете дня.
The pine trunks below him were hard and clear now, their trunks solid and brown and the road was shiny with a wisp of mist over it.	Очертания сосен ниже по склону выступили уже совсем четко и ясно, стволы сделались плотными и коричневыми, дорога поблескивала в стлавшейся над ней полосе тумана.
The dew had wet him and the forest floor was soft and he felt the give of the brown, dropped pine needles under his elbows.	Все на нем стало влажным от росы, земля в лесу была мягкая, и он чувствовал, как подаются под его локтями вороха бурых опавших сосновых игл.
Below he saw, through the light mist that rose from the stream bed, the steel of the bridge, straight and rigid across the gap, with the wooden sentry boxes at each end.	Сквозь легкий туман, который полз с реки, он видел снизу стальные фермы моста, легко и прямо перекинувшегося через провал, и деревянные будки часовых на обоих концах.
But as he looked the structure of the bridge was still spidery and fine in the mist that hung over the stream.	Но переплеты ферм еще казались тонкими и хрупкими в тумане, висевшем над рекой.
He saw the sentry now in his box as he stood, his back with the hanging blanket coat topped by the steel casque on his head showing as he leaned forward over the hole-punched petrol tin of the brazier, warming his hands.	Он видел часового в будке, его спину, прикрытую плащом, и шею под стальным шлемом, когда он наклонялся погреть руки над жаровней, сделанной из продырявленного керосинового бидона.
Robert Jordan heard the stream, far down in the rocks, and he saw a faint, thin smoke that rose from the sentry box.	Он слышал шум воды, бегущей по камням глубоко внизу, и видел тонкий, реденький дымок над будкой часового.
He looked at his watch and thought, I wonder if Andres got through to Golz?	Он посмотрел на часы и подумал: интересно, добрался ли Андрес до Гольца в конце концов.