По милости короля. Роман о Генрихе VIII [litres]

Целуя Кейт на прощание, Гарри думал, увидит ли еще раз ее милое лицо? А когда давал благословение Марии и Елизавете, заметил, что в глазах у всех трех покидавших его женщин стояли слезы.

Сезон праздников король провел в уединении. Приближенные к нему советники и служители старались не подпускать близко никого, особенно – и Гарри ясно понимал это – тех, кто мог оказать на него нежелательное влияние, и по требованию самого короля постарались сделать так, чтобы в мир проникало как можно меньше информации о состоянии его здоровья.

Перед отъездом в Булонь в 1544 году Гарри составил завещание. Оно согласовывалось с установлениями Акта о престолонаследии, только в своей последней воле король выражал желание, чтобы в случае смерти Эдуарда, Марии и Елизаветы без наследников корона перешла к дочерям его любимой сестры Марии.

Вечером Дня святого Стефана Гарри вызвал в свои покои Хартфорда, Паджета, Лайла и Денни и попросил, чтобы ему прочли завещание. Затем он приподнялся выше на подушках и составил список из шестнадцати советников из числа реформаторов, которые войдут в Совет регентства. Таким образом он рассчитывал объединять их вокруг общей цели, чтобы они служили интересам его сына, а не своим собственным.

– Следите за тем, чтобы это было сообщество равных, – строго наказал король, глядя в глаза Хартфорду и зная о том, как далеко простираются его амбиции. – Ни один человек не должен обладать единоличной властью. Гардинер не включен в состав Совета, он своеволен и не подходит для того, чтобы находиться рядом с моим сыном.

Хартфорд склонил голову.

Лорды ушли, и Гарри снова лег, размышляя, правильно ли он поступил? Сколько избранных им советников не просто стремятся к реформам, но являются тайными протестантами? Расчистил ли он путь к созданию протестантского правительства?

Он считал, что нет. Все его избранники были верными сынами Церкви Англии и сторонниками проводимых им реформ. И они искренне преданы этому делу, чего не скажешь о некоторых консерваторах! У него действительно нет других вариантов.

Гарри понимал, что его распоряжения относительно регентства шли вразрез с ожиданиями Хартфорда. Он приказал Паджету скрепить завещание штампом с его подписью и хранить в безопасном месте. Паджет проследит, чтобы пожелания государя были исполнены.

1547 год

Гарри скрежетал зубами, чтобы удержаться от крика. Наступил Новый год, а его опять трясла лихорадка. Нога пылала от жгучей боли, и врачи прижигали язву. Король стоически вынес мучительную процедуру, но это была настоящая пытка.

Когда все завершилось, ему сообщили, что королева и леди Мария вернулись в Уайтхолл и желают встретиться с ним, но он не хотел, не мог допустить, чтобы они видели его таким разбитым. Да и Хартфорд возражал против этого. Он знал, что Гарри одно время планировал назвать регентом Кейт, и явно собирался препятствовать этому. Напрасно он беспокоился. Пусть лучше юным королем и страной от его имени руководят мужчины. Кейт хорошо обеспечена. Гарри с большим удовольствием выделил ей награду за ее великую любовь, послушание и благочестие.

Не покидая своих покоев, король тем не менее внимательно следил за процессом против Говардов. Он понял, что чутье не обманывало его в отношении Норфолка, когда в день накануне суда над Сурреем старый герцог признался в сокрытии измены сына. Несмотря на это, Суррей жарко выступал в свою защиту, но дело его было решено с самого начала из-за признания отца. Его объявили виновным, и Гарри передал пэрам, которые заседали в суде вместо него, что он одобряет смертный приговор.

После суда здоровье короля немного улучшилось. Он заказал французские саженцы для своего сада, надеясь увидеть, как они превратятся в деревья. Дал аудиенции испанскому и французскому послам и принес им извинения за то, что болезнь помешала ему быстро разрешить их дела. Строил планы, как сделает Эдуарда принцем Уэльским.

Парламент лишил Норфолка и Суррея прав и состояния. Суррею отрубили голову на Тауэрском холме. А на подписание смертного приговора Норфолку у Гарри не хватило сил. Он снова слег и был так слаб, что не мог удержать перо в руке.

Король понимал, что умирает. К нему пришел духовник, и Гарри принял причастие. Он не вполне владел собой, когда сэр Энтони Денни в нарушение закона храбро сказал королю, что, по мнению многих людей, ему не выжить, а потому нужно вспомнить свои грехи, как полагается каждому доброму христианину.

– Христос милостью своей простит мне прегрешения, хотя они были больше, чем могли бы, – прохрипел Гарри.

– Не желает ли ваша милость поговорить с каким-нибудь ученым человеком? – услышал он голос Денни сквозь туман неимоверной усталости.

– С доктором Кранмером, – едва слышно ответил король. – Но сперва я немного посплю, а потом распоряжусь об этом.

– Вызовите из Кройдона Кранмера, – донеслись до него слова Денни, и потом все смешалось.

Гарри услышал, как кто-то пробормотал:

– Это, несомненно, был редчайший человек из всех, кто жил в его время, – и подумал: «Неужели я уже умер?»

Потом кто-то другой сказал: