Тридцать часов, как Гарри узнал позже, врачи боролись за его жизнь, а он ушел от них так далеко, что даже не догадывался об этом. И все же, ко всеобщему изумлению, включая и его самого, король снова одолел болезнь, по крайней мере заверил себя в этом. И хотя Гарри вставал с постели и одевался, он был очень слаб.
– При возникновении малейших слухов, говорящих об обратном, – сказал король Совету, – мои послы за границей должны сообщать, что моя лихорадка была следствием небольшой проблемы с ногой. Они должны подчеркивать, что теперь, хвала Господу, я избавился от болезни и проживу в здравии еще долго.
Он молился, чтобы так и было.
К королю явились Хартфорд и Лайл. Лица у обоих были мрачные.
– Ваша милость, у нас плохие новости, – начал Хартфорд. – Сэр Ричард Саутвелл, который близок с милордом Сурреем, решил, что обязан представить Совету свидетельство о поступках милорда, которые касаются его верности вашей милости.
– Какое свидетельство? – резко спросил Гарри, настороженно искавший повсюду признаки измены.
– Очевидно, предательское намерение Суррея стать королем.
– Что? У него нет прав на престол!
– Никаких, это верно. Но его сестра, герцогиня Ричмонд, на допросе сообщила: он говорил, что Сеймуры и прочие новые люди не любят аристократов и, если Господь призовет к себе вашу милость, они должны за это поплатиться. Затем она показала, что Суррей заменил корону на своем гербе короной с инициалами «Н» и «R» по бокам.
Henricus Rex. Генрих Король – этот титул принадлежал Гарри, и только ему.
– Клянусь Богом! – Гарри почти потерял дар речи.
Подумать только, он пригрел на груди такого гада, любил его, вразумлял как мог…
– Мы послали людей обыскать дом Суррея, – продолжил Лайл. – И они нашли гербовое стекло, картины и посуду с гербами Эдуарда Исповедника, который, как утверждает Суррей, является его предком, хотя герольдмейстер ордена Подвязки определил, что король Эдуард не связан с ним никакими родственными узами. В результате, сир, мы были вынуждены заключить, что Суррей замыслил убить нас всех, сместить с трона вашу милость и завладеть королевством.
– Это еще не все, – встрял Хартфорд, как будто сказанного ими не хватало, чтобы подвергнуть Суррея вечному проклятию. – Не так давно, когда обсуждался брак герцогини Ричмонд с сэром Томасом Сеймуром и Суррей опасался, что ваша милость прикажет заключить этот союз, невзирая на его возражения, он решил использовать это с выгодой для своей семьи. По словам герцогини, он говорил ей, что, когда ваша милость пошлет за ней, чтобы поздравить с помолвкой, она должна – простите меня – очаровать вас, стать вашей любовницей и оказывать на вас такое же влияние, как мадам д’Этамп на французского короля. Герцогиня страшно возмутилась и заявила брату, что скорее перережет себе горло, чем согласится на такое паскудство. Из-за этого они поссорились, и я полагаю, злость толкнула ее на то, чтобы обличить Суррея.
Гарри пришел в ярость:
– Как смел этот негодяй рассчитывать, что сможет манипулировать мной! Скажите мне, Норфолк причастен к этой измене?
– Мы полагаем, что да, сир. – Хартфорд и Лайл приняли скорбный вид.
Если бы не обнаруженные доказательства, Гарри мог заподозрить, что они выдумали все это, чтобы повергнуть Говардов и расчистить себе путь к регентству. Но доказательства были убийственные. В предательство Норфолка Гарри верилось с трудом, однако едва ли Суррей мог покуситься на трон без содействия отца. Гарри задрожал при мысли, что едва не попал в сети этих коварных изменников, и вознес горячую благодарность Господу за то, что Тот избавил его от злого умысла предателей. Затем, решительно отказавшись вспоминать о том, как Норфолк верой и правдой служил ему на протяжении всего правления, он ожесточил свое сердце и приказал:
– Арестуйте их обоих и отправьте в Тауэр.
Суррей не протестовал, но Хартфорд показал Гарри письмо, отправленное Норфолком в Совет из тюрьмы.
Читая это, Гарри заколебался, понимая, что последние слова герцога – истинная правда. Но его так потрясла измена Говардов, что он не имел желания прислушиваться к мольбам Норфолка.
С окончательным уходом со сцены консерваторов не осталось никаких сомнений в том, что, когда придет время, регентство окажется в руках реформистов.
На Рождество Гарри, совершая короткие переезды, отправился в Уайтхолл. К моменту прибытия туда он почувствовал себя скверно, приказал закрыть двор и отправил Кейт со своими дочерьми на йолетиды в Гринвич.
– Я хочу, чтобы вы повеселились, – наказал им король. – Не тревожьтесь обо мне.