Следующие несколько дней король провел в беспокойстве: вдруг эта Эскью бросит тень на Кейт?
Потом перед ним неожиданно предстал сэр Эдмунд Уолсингем, лейтенант Тауэра. Он стоял и едва не заламывал руки, жалуясь на то, что лорд-канцлер и сэр Ричард Рич пытали Анну Эскью.
– Женщина отказывалась говорить, ваша милость, поэтому они приказали мне растянуть ее на дыбе. Когда я увидел, что ее выносливость на пределе, то подошел отвязать ее, однако милорд канцлер был зол, что ничего от нее не выведал, и приказал мне снова растянуть ее. Я отказался, поскольку женщина совсем ослабела и могла умереть. – Сэр Эдмунд сглотнул.
Ослушаться лорд-канцлера – это был серьезный проступок, но пытки в Англии запрещены, если на них не дали разрешения король или Совет, и, разумеется, никто с таким запросом к Гарри не обращался.
– Милорд пригрозил, что доложит о моем ослушании вашей милости. Потом он и сэр Ричард Рич скинули мантии и принялись сами вращать валики. Мистресс Эскью терпела их жестокость, пока почти не оторвали ее руки и ноги от тела, но так и не смогли ничего добиться. Мучители оставили ее в покое, только увидев, что она едва жива. Тогда они положили ее на пол и продолжили допрос. Когда все закончилось, я поспешил сюда.
– Они получили у Совета разрешение пытать узницу? – спросил Гарри.
– Нет, сир.
Король пришел в ярость. Ризли и Рич оба были членами Тайного совета и прекрасно знали, что нарушают закон. Но разумеется, они понимали, что в Совете им воспротивятся реформисты.
– С этой женщиной, несомненно, обошлись чересчур жестоко. Сэр Эдмунд, не бойтесь. Я прощаю вам невыполнение приказа. Возвращайтесь в Тауэр и позаботьтесь о заключенной.
Гарри понимал, что Анну Эскью ему не спасти. Эта женщина была убежденной еретичкой. Но когда он узнал, что Ризли и Гардинер взяли под арест одного из его любимых джентльменов, сэра Джорджа Благге, и осудили на сожжение за ересь, король пришел в ужас, так как был сильно привязан к этому юному дурачку. Он даже назвал его Свином, так как стал неприязненно относиться к Ризли и больше не обращался к нему с этим ласковым прозвищем.
– О, мой Свин, мой бедный Свин! Скоты! Я знал, что они доберутся до него, – причитал Гарри, оставшись в одиночестве.
Новость эта стала известна и другим людям. Полчаса спустя королю доложили о приходе сэра Джона Рассела, лорда – хранителя Малой печати.
– Ваше величество, – торопливо начал тот, – от лица многих членов вашего Тайного совета я пришел просить вас о снисхождении к мистеру Благге.
– Я должен проявить милость к еретику? – прохрипел Гарри.
– Он не больший еретик, чем я, сир, и многие другие при дворе, – ответил сэр Джон. – Его слова были намеренно истолкованы превратно теми, кто думает только о своих притязаниях. Ваша милость лишь добавите себе веса и улучшите репутацию, если воспользуетесь своим правом на помилование.
Гарри кивнул. Ему подсказали, как нужно действовать.
– Хорошо, что вы пришли ко мне, – сказал он. – Я прощу его. И, Рассел, спасибо вам.
Сэр Джон встал, поклонился и быстро вышел.
Гарри вызвал Ризли.
– Как вы посмели арестовать джентльмена моих личных покоев? – накинулся он на лорд-канцлера. – Вы составите документ о помиловании здесь и сейчас, в моем присутствии. Я подпишу его, и вы лично пойдете к Благге, освободите его и пришлете ко мне. Вы меня слышали?
Ризли кивнул, дрожа, как испуганный кролик.
После полудня Благге уже вернулся ко двору. Вид у него был такой, будто он получил в подарок небо.
– Ах, мой Свин! – воскликнул Гарри. – Вы снова в безопасности?
– Да, сир, – ответил Благге. – И если бы ваша милость были не лучше своих епископов, вашего Свина уже поджарили бы!
В июле Анну Эскью отправили на костер, но то был последний успех консерваторов. Вскоре Хартфорд вернулся с войны и сформировал мощный союз с лордом Лайлом, вместе они превозмогли влияние своих противников. Гарри был не дурак. Он понимал, что реформисты стремятся обеспечить себе контроль над правительством после его смерти. Хартфорд, как дядя будущего короля, разумеется, находился в сильной позиции.
Видя, что создалась столь грозная коалиция, Норфолк, понимавший, что его влияние убывает, поступился гордостью и совершил попытку войти в союз с фракцией Сеймуров. Гарри не без удовольствия дал согласие на брак дочери герцога Мэри, вдовы Ричмонда, и сэра Томаса Сеймура. Король не забыл, что Сеймур когда-то ухаживал за Кейт, и хотя она никогда не давала супругу поводов подозревать ее в каких-либо тайных чувствах к этому негодяю, Гарри все равно невольно смотрел на Сеймура как на соперника. Брак с Мэри Говард положит конец всем его переживаниям.
Однако Суррей вдруг яростно воспротивился этому союзу, не соглашался граф и на брак своей дочери с сыном Хартфорда. Сама Мэри Говард тоже не стремилась выйти за Сеймура. Можно поклясться святым Георгием, от этих Говардов одни проблемы!
Глава 38