В те дни из-за неуклонно ухудшавшегося здоровья Гарри много времени проводил в своих тайных комнатах и редко выходил оттуда, разве что прогуляться по личному саду. Но даже это не доставляло ему такого удовольствия, как прежде, потому что ноги у него сильно болели. Он потерял аппетит и стал резко худеть. Теперь не было нужды соблюдать диету: роскошные платья висели на нем мешком.
Гарри не хотел, чтобы мир или придворные, ожидавшие его появления в зале для приемов, считали его потерявшим силу и видели, какой тенью себя прежнего он стал. Помимо джентльменов и слуг, единственными людьми, присутствие которых король мог терпеть, были Кейт, несколько доверенных советников и от случая к случаю – послы, но только по его специальному распоряжению.
От Уилла Гарри знал, что разговоров о его здоровье идет множество и доктора тревожатся. Он не дерзал заглядывать далеко в будущее, так как временами, особенно долгими бессонными ночами, не видел впереди ничего. Тем не менее Гарри не сдавался. Он не желал слушать никаких упоминаний о смерти и вел себя так, будто у него еще много времени, пренебрегал болью в ногах и через силу старался жить нормальной жизнью, насколько это было возможно.
Если бы он мог ходить, это облегчило бы задачу, но передвигаться самостоятельно ему становилось все труднее. Для больного короля изготовили два кресла с прикрепленными к подлокотникам шестами, чтобы его можно было носить по галереям и покоям. Одно обтянули рыже-коричневым бархатом на стеганой подкладке, другое – золотистым бархатом и шелком; оба снабдили подставками для ног. Эти переносные сиденья хранили вместе с картами и картинами короля в его кабинете, который стали называть домом кресел. Так как Гарри больше не мог преодолевать лестницы, для него соорудили подъемники с блоками.
Король не сомневался, что вне его тайных покоев развернулась яростная борьба за власть при регентстве. Создавались альянсы, о каких раньше нельзя было и помыслить, люди объединялись из личного интереса или из страха. Сеймуры сошлись с членами семьи Дадли и легко стали доминирующей группировкой при дворе. Гарри был этим доволен: кто лучше подходил для руководства принцем, чем его дядя Хартфорд? Однако было ясно, что консерваторы не сдадутся без боя.
У Суррея, похоже, имелась своя повестка дня, он как будто вовсе утратил связь с реальностью: ссорился с лордами и придворными на обеих сторонах раскола.
– Он хочет получить контроль над принцем, – предупредил Гарри Хартфорд, который как-то раз тем летом пришел к нему с докладом о текущих событиях. – Или, скорее, считает, что это должен сделать его отец.
– Я бы скорее заколол Суррея кинжалом, чем допустил, чтобы правление оказалось в руках Говардов, – заметил Благге, дежуривший в тот момент при короле, и неудивительно, ведь Суррей много раз оскорблял его.
Гарри понимал: Хартфорда беспокоит вероятное возвышение противников и он старается сделать так, чтобы при короле постоянно находились его сторонники и люди, которым он покровительствовал. Сам Хартфорд испортил отношения со всеми, кроме Лайла и Паджета, особенно сильно он враждовал с Ризли, который переметнулся на другую сторону, как только понял, что консерваторы теряют свои позиции. Все были на ножах. Во время одного особенно горячего спора в Совете Лайл даже ударил Гардинера. Гарри был вынужден запретить Лайлу появляться при дворе, но тот вскоре вернулся, ничуть не раскаявшись, и после этого, как сообщил Гарри Уилл, вместе с Хартфордом вновь вступил в жаркую словесную перепалку с Гардинером и Ризли. Находясь в уединении своих тайных покоев, Гарри старался сохранить контроль над враждующими партиями, но его истощали затрачиваемые на это усилия.
В августе, после того как император, охладев к Англии, заключил мир с французами, Гарри заставил себя подняться с постели ради того, чтобы принять адмирала Франции, который прибыл в его королевство для ратификации договора. Однако встретить его лично Гарри не мог, и приветствовать адмирала в Хаунслоу отправился принц Эдуард в сопровождении эскорта из восьмидесяти одетых в золотую парчу джентльменов и восьмидесяти йоменов гвардии. Гарри наблюдал за их отъездом из окна, его впечатлило и порадовало умение мальчика управлять лошадью. Принцу было около девяти лет, и он уже держался с королевским достоинством.