Боря задавал тон не только в своей группе, но и на всем курсе: на лекции ходил через две на третью, лабораторные работы защищал по нескольку штук кряду, к экзамену начинал готовиться в последнюю ночь и сдавал его непременно с блеском. Настоящий студент, говорил Карелин, должен овладеть предметом с налета, штурмом, выучивая, если понадобится, китайский язык за одну ночь. В этом смысле Боря был настоящим студентом. Ухитрялся получать по три зачета в один день и делал это без видимых усилий. Схватывал все на лету, был сообразителен и обладал колоссальной работоспособностью «на коротких дистанциях». Преподаватели говорили о нем: «Способный, но бездельник», и такая оценка в наших глазах считалась особым шиком. Полкурса молча и трудно боролись за звание одаренных бездельников, тщательно скрывая друг от друга те усилия, которых это иногда стоило.
Особенно легко, играючи, как-то элегантно сдавал Борис экзамены. Выходя из аудитории и небрежно помахивая зачеткой, где красовалась очередная пятерка, он напоминал нам ковбоя из американских фильмов — сильный, смелый, красивый, умный — словом, супермен, который все умеет, все может и найдет выход из любой безвыходной ситуации. Да, вот так надо жить — с твердой верой в свои силы, в бесконечность своих возможностей, легко и красиво!
Тогда мало кто представлял себе, что будет после окончания института, какая работа его ждет. Об этом как-то не говорилось и не особенно думалось. Жили веселым, суматошным, беззаботным студенческим «сегодня». Шагали от зачета к зачету, от экзамена к экзамену, с курса на курс, напевая любимую песенку про студентов, которые живут весело от сессии до сессии, а «сессия всего два раза в год».
Таких, как Карелин, насчитывалось среди нас не так уж мало, но он, безусловно, был самым блистательным, все остальные выглядели просто Борькиными эпигонами. Его беспечность, общительность, эрудиция и вот это молодеческое отношение к жизни восхищали и заражали необыкновенно. Жизнь казалась бесконечной и будущее — изумительно прекрасным. Что же касается Бори Карелина, то никто не сомневался: судьба готовит ему что-то совершенно замечательное и все мы ещё о нем услышим…
Часа через три, когда мои домашние разошлись обживать свои углы в новой квартире и разбирать скарб, мы остались с Борисом в кухне, за нехитрым, наспех собранным столом — намеком на новоселье. За окном чернел ранний осенний вечер, неуютный и холодный. По улице куда-то в поле уходил одинокий и пустой троллейбус. Непривычная тишина давила на уши.
— Тут, как говорит моя бабушка, волки по ночам воют, — сказала я, пытаясь разглядеть в оконной темноте признаки жизни большого города.
— Не расстраивайся, — успокоил Боря, заметно повеселевший от еды и питья, — через пару лет здесь все застроится, обживетесь, привыкнете… Когда мы переехали с Невского на проспект Художников — это у черта на куличках, — так тоже не по себе было первое время. А потом ничего, адаптировались. Свежий воздух — детям опять же полезно. И вообще человек ко всему привыкает. Иногда просто диву даешься, какой он приспосабливающийся.
— Вы с родителями живете?
— Нет. С женой и двумя короедами. Пацаны у меня. Двойняшки. Квартира трехкомнатная, кооператив. — И, перехватив мой вопросительный взгляд, добавил: — Дорого, конечно. В месяц шестьдесят рэ набегает. Но ничего, тянем. Не зря же я сменил работу!
— Не зря?
Боря усмехнулся:
— Все, конечно, не так просто.
Да, это было мне понятно, понятно лучше, чем кому бы то ни было, как нелегко сменить профессию, тем более если шел к ней долго. Понятны связанные с этим мучительные сомнения, и угрызения, и радость, что наконец нашел себя, и досада, что произошло это так поздно.
Но Боря не сменил профессию, а отрекся от нее. Он отказался не только от диплома — от внутренней заявки на будущее. Как, почему все это произошло? И с чего началось?
— А началось с того момента, как я получил распределение в один крупный научно-исследовательский институт. И оказался перед необходимостью работать. Работать!
Лаборатория, в которую попал новоиспеченный инженер Борис Карелин, занималась источниками питания. В большой комнате, тесно заставленной столами, Боре выделили рабочее место, завалили книгами, отчетами по НИР, сказали «знакомьтесь» и оставили в покое. Некоторое время он добросовестно вчитывался, но вскоре заскучал, начал томиться и бороться с неудержимым желанием по закоренелой студенческой привычке «свалить» в кино, в пивбар или просто пошататься по городу. На бесхозного, предоставленного самому себе Борю никто не обращал внимания, будто забыли о нем. Лаборатория продолжала жить своей обычной жизнью, а молодой специалист от нечего делать наблюдал эту жизнь со стороны, открывая для себя много любопытного.