По обе стороны (очерки)

Грузинскую Советскую Социалистическую Республику я открыла для себя благодаря проходившему там чемпионату СССР по горным лыжам (я тогда много занималась спортом) – и восторгу моему не было границ. Там все было другое, не как в центральной России: климат, природа, голубое небо, горы, море, повсюду остатки древней архитектуры, церкви, монастыри, крепости… Тбилиси, даром что изуродованный, как все советские города, сохранял немалую долю прежнего очарования. А люди! Первыми моими знакомыми стали члены съемочной группы тбилисской киностудии, манеры и стиль общения которых меня сразу покорили. Все они, естественно, были двуязычными и говорили по-русски с акцентом, приводившим меня в восхищение. Еще больше мне нравилось слушать их беседы на родном языке, который, несмотря на обилие гортанных звуков, звучал как музыка. И одновременно казался неразрешимой загадкой: несмотря на пять лет занятий лингвистикой, я не понимала ни одного слова, за исключением редких русских вкраплений. Ничего общего ни с одним из известных мне языков. Ни на что не похожий алфавит, округлые буквы, череда которых напоминала нанизанные на нитку жемчужины. Мои новые друзья им очень гордились, не упуская случая напомнить, что их письменность восходит к IV веку, эпохе, когда святая Нино принесла в страну христианство. «Вы, русские, тогда еще не слезли с деревьев», – неизменно добавляли они.

Необходимо сказать несколько слов по поводу грузинского, своего рода лингвистического чуда. Дело в том, что во многих языках – в частности, в русском, английском, немецком – присутствует так называемое силовое ударение: один слог произносится более энергично, чем остальные (вóлос, подýшка, молокó). Соответственно, остальные, неударные, слоги ослабевают, произносятся менее четко, лингвисты называют этот процесс редукцией гласных. Приставки, суффиксы, различные грамматические частицы, все более «смазанные», иногда и вовсе исчезают, сначала из устной речи, потом из письменной. Структура языка постепенно – очень медленно – меняется: из синтетического (где грамматические категории выражаются внутри слова при помощи суффиксов и префиксов) он становится аналитическим: грамматические категории передаются с помощью порядка слов, предлогов и пр. Разрыв между языковыми фазами возрастает:

                   Не лепо ли ны бяшетъ, братие,
                   начяти старыми словесы
                   трудныхъ повестий о пълку Игореве,
                   Игоря Святъславлича?

За века, прошедшие с момента его создания, «Слово о полку Игореве» постепенно становилось все менее понятным читателю, несмотря на то что язык его – одна из стадий развития русского языка. Точно так же современные немцы не в состоянии понять «Песнь о Нибелунгах» (XII век), а современные англичане вынуждены читать «Беовульфа» (VIII–IX века) в переводе. В грузинском же дело обстоит по-другому. Силовое ударение в нем отсутствует, все слоги произносятся практически одинаково, то есть одинаково четко, и пресловутая редукция гласных места не имеет. Это означает, что за века, прошедшие с изобретения письменности, структура языка изменилась сравнительно мало. Таким образом, например, «Витязь в тигровой шкуре», знаменитый эпос XII века, по-прежнему доступен не только людям со специальной лингвистической подготовкой, но и широкому читателю, включая школьников, тогда как их сверстники в России, Англии или Германии прямого доступа к ранней литературной традиции своих стран лишены.

Этот лингвистический экскурс необходим для того, чтобы понять уникальную атмосферу, царившую в Грузии советских времен. Язык, обеспечивавший прямую связь с далеким прошлым, оказался важнейшим компонентом национального самосознания. Грузины ощущали себя в исторической длительности, советская действительность представлялась как бы эпифеноменом, явлением преходящим, в то время как истинная сущность страны, населения, культуры оставалась имманентной, неподвластной никаким мутациям.

Согласно распространенной местной легенде, в стародавние времена, пока Бог раздавал всем народам земли, грузин где-то пировал с приятелями. Когда все уже было поделено, он вдруг явился, запыхавшись: «А где нам земля?» «Да где ж ты был раньше? – посетовал Господь, – я ведь уже все раздал». Грузин стал плакать и рвать на себе волосы, и Господь сжалился над ним: «Ладно, бери землю, которую я приберег для себя – отдаю вам рай!»