По правилам и без (СИ)

— С чего, с чего, — теперь злиться отчего-то начала я. — Я, что, по-твоему, не вижу? Что вообще с тобой происходит?

— Ничего, — не замечая моего тона, спокойно ответил Дима. — Тебе показалось. Может, не стоит столько пить?

— Столько? Да, господи, не пьяная я! И ничего мне не показалось! — я в сердцах взмахнула руками. Кофта сползла с плеч, грозя упасть на пол…

Но Дима подхватил ее и набросил обратно — и теперь был слишком близко. И что-то словно перемкнуло в моей отказывающейся соображать голове. Все стало на свои места: и странное поведение Димы, и его почти враждебность, и тот странный вопрос, и взгляд… А ведь если бы это касалось не тебя, Рита, то ты бы догадалась раньше.

— Дима, ты, что… ревнуешь? — спрашивать такое было почти безумием; наверно, все мы чуточку безумны. Во всяком случае, на этом балконе — так точно.

Парень, вопреки моим опасениям, не отпрянул. Только руки как-то незаметно начали сжимать мои плечи.

— А даже если так? — Дима наконец-то посмотрел мне в глаза. Сколько всего было в этом взгляде — даже будь я мастером слова, не смогла бы подобрать точного определения.

— Я не давала повода, — наверно, не пей я ничего, ответила бы иначе. Но сейчас иначе не могла. — В отличие от некоторых.

Воронцов лишь усмехнулся — и словно не было того взгляда. Всего лишь усмехнулся, а такое чувство, что оскорбил. Поэтому я резко развернулась, освобождаясь и от рук парня, и от вдруг опротивевшей кофты, сделала шаг… Но больше мне не позволили.

Дима, все-таки, сильный; но, попав в кольцо его рук, я почему-то не стала вырываться.

— Ты меня удивляешь, Рита, — прошептал он, наклонившись непозволительно близко. Я ощущала его всем телом, и это было до того ново, пугающе и приятно одновременно, что, спроси Дима сейчас что-то, я бы не смогла ответить. Но он не спрашивал — говорил сам. — С каждым днем все больше и больше. Такая благоразумная, правильная… а порой ведешь себя, как последняя идиотка. Да и я не лучше — хуже. Гораздо хуже. Словно совсем обезумел. Готов убить своего друга, стоит ему только посмотреть на тебя. Да не только его, любого. А насчет Рогожиной… нет с ней ничего. Ты мне веришь?

Я лишь кивнула — этому шепоту было невозможно не верить.

— Правда, совсем ничего. Дура она, не в моем вкусе, — зачем-то продолжил эту тему парень. — Да и не могу я ни о ком другом думать, кроме как о тебе. Но…

Что «но», мне узнать не удалось.

Впервые в жизни я готова была убить свою лучшую и, пожалуй, единственную подругу.

И впервые в жизни, наплевав абсолютно на все, первая, совершенно точно первая, поцеловала парня. И снова все мысли вылетели из головы, утопая в той невозможной нежности, что дарили мне самые желанные губы на свете. Теперь он позволил мне обхватить руками его шею, зарыться пальцами в волосы — и сам обнял, прижал еще сильнее, словно старался отгородить от всего мира.

И мне не нужен был никто другой. И никогда больше не будет нужен.

Это не было объяснением даже в самом широком смысле: Дима не сказал ничего конкретного, а я вообще молчала. Но это было чем-то гораздо более важным, чем какие-то утверждения, обещания, признания. И, главное, это было. Был этот балкон, были эти слова, были эти губы, руки… Это все было, и оно никуда не денется.

И Дима никуда не денется. Черта с два я его отпущу. Как там говорил Кирилл? Не играть с ним? Я не буду. И он не будет играть со мной.

Так мы просто не сможем.

Я сидела на своей кровати и по-глупому смотрела на экран телефона.

Вчера, или уже сегодня, не помню, если честно, что-то неуловимо изменилось. То, что было на балконе, не нашло продолжения: Катя, бестактная, но любимая подруга Катя, затолкала нас в комнату, напоила горячим кофе, а потом еще чем-то прохладным, но горячительным; продолжилась «культурная программа» развлечений подростков, даже обещанное катание на коньках. Оказывается, я этого совершенно не умею, и если бы не один небезызвестный светловолосый парень, совершенно точно себе что-нибудь бы расквасила или, того хуже, сломала. Было и караоке: оказывается, это так весело — петь с друзьями, совершенно игнорируя тот факт, что поешь ты посредственно, в половине песен не знаешь ритма, а то и слов. А еще чертовски весело играть в «Показуху», даже не смотря на то, что вас четверо, а слова с каждым разом все хуже и хуже. И смотреть какой-то фильм, в котором не запомнил ни то что название, даже маленький отрывок — потому что весь фильм украдкой смотришь на того, кто сидит рядом. Это здорово — вот так вот сидеть с близкими людьми, когда не нужно притворяться, соответствовать стандартам и рамкам, когда можно делать и говорить, что захочешь, когда стоит руку протянуть — и вот он тут, рядом, тот, без кого, наверно, уже не сможешь жить.

Героини книг в таком случае говорят: «Влюбилась, как девчонка». А я и есть девчонка. Временами глупая, чертовски наивная, доверчивая и какая-то излишне самокритичная, но безумно влюбленная девчонка.