По расчету (СИ)

Доминика подвели, а точнее, подволокли к этой телеге и без особых церемоний в неё впихнули. Больно ударившись локтем и коленом, мальчик кое-как сел на пол клетки, поджав ноги, и испуганно оглядел своих друзей по несчастью. Их было четверо. Слепой старик с длинной белой бородой, одетый в убогое рубище. Чумазый цыганёнок лет семи, с блестящими чёрными глазами, казалось, не унывавший в подобной безрадостной ситуации. Крупный мужчина с густой бородой, носивший крестьянскую рубаху, который до боли в сердце напомнил Доминику отца. И, наконец, существо, по виду которого невозможно было определить, альфа он или омега. Он был худ настолько, что рёбра, да и остальные кости, отчётливо выступали под кожей. Спутанные волосы серого цвета лохмотьями свисали вокруг головы и закрывали лицо. Обнажённый торс был покрыт отвратительными нарывами и язвами, из которых сочился гной, издавая тошнотворный приторный запах гниющей плоти. Кроме того, от этого субъекта за милю несло характерным запахом дешёвой выпивки. Казалось, он спал. Голова опустилась на грудь, руки безвольно лежали по бокам, и только по слабому дыханию становилось ясно, что несчастный всё ещё жив.

Повозка тронулась, выезжая с тюремного двора, и Доминик повернулся назад, взявшись за толстые деревянные прутья клетки, глядя на отдаляющиеся тёмные здания. Старые кобылы тянули телегу медленно, с большим трудом, и кучер нахлёстывал их по спине, сопровождая удары отборной бранью.

Тюрьма находилась на окраине города, и Доминик долго наблюдал за отдаляющимися домами, двориками и башенками. Было утро, когда телега покинула тюрьму, и вскоре осеннее солнце начало припекать. Погода всё ещё стояла чудесная и тёплая, но на пыльной дороге без воды это не было плюсом. Всем захотелось пить, и крестьянин первый осмелился попросить об этом конвой, состоявший из двух тюремных охранников. Ему грубо отказали, и он сел обратно, сурово нахмурившись. Ещё около часа все молчали, не поднимая друг на друга глаз, калека всё спал, безвольно покачивая головой в такт движениям повозки. Наконец заговорил старик. Обернувшись лицом по направлению движения, уставившись бельмами куда-то вперёд, мимо охранников, он попросил напоить всех заключённых. Его страшное лицо с неживыми белыми глазами, вероятно, вызвало суеверный страх у сидящих впереди альф, и они поспешили исполнить его просьбу. Повозка остановилась, один из альф спрыгнул с неё, вытащил откуда-то плотно закупоренный кувшин и, налив из него полный деревянный ковш, протянул между прутьями клетки. Его принял крестьянин и, не отпив сам, уважительно протянул старику. Тот, обхватив ковш обеими руками, сделал несколько глотков и протянул малышу-цыганёнку. Мальчик жадно припал к посудине, судорожно глотая. Вода полилась у него по подбородку и щекам. Напившись, он отдал кувшин Доминику, а тот крестьянину. Калека спал, но его стоило разбудить и дать ему напиться. Крестьянин тряхнул его за плечо, и тот что-то пробормотал низким хриплым голосом, не просыпаясь. На второе потряхивание он тоже не отреагировал. Нашёлся цыганёнок. Он зачерпнул ладошкой немного воды и, брызнув калеке в лицо, звонко рассмеялся. Проснувшись, калека сразу понял, кто окатил его водой, и, оскалив жёлтые зубы, которых было намного меньше чем нужно, попытался сбить малыша с ног и укусить. Это произошло настолько быстро, что никто не успел отреагировать. Цыганёнок испуганно закричал, а безумец рычал и смеялся, пока крестьянин не оттащил его. Конвоиры не успели даже открыть дверь клетки — если бы не крестьянин, мальчик, вероятно, погиб бы.

Безумец продолжал скалить зубы и хрипло хохотать, выкрикивая проклятия. Это был альфа — подбородок был покрыт густой щетиной. Он долго ещё метался в руках сдерживавшего его крестьянина, пытался вырваться, потом, заметив Доминика, осыпал его грязными предложениями и сомнительными комплиментами, так что омега съёжился, пытаясь вжаться в прутья клетки. Цыганёнок, всё ещё жалобно всхлипывающий, подполз к нему и обнял, и омега принялся гладить его по лохматой кудрявой голове и по сотрясающейся от рыданий худой спинке.

Охранники, видя, что безумец никак не хочет успокаиваться и представляет собой опасность для всех остальных заключённых, всё же вошли в клетку и привязали его к прутьям, чтобы он не смог вырваться. Не прошло и пяти минут, как он снова заснул, опустив голову на грудь.

Крестьянин хмуро молчал, сложив пальцы замком. Старик, вытащив из рукава своего балахона дудку, начал тихо наигрывать простенькую мелодию, и цыганёнок, всё ещё греющийся в ласковых объятиях Доминика, заснул. Сам омега сидел неподвижно, всё ещё напуганный безумными выходками калеки.