Свои слова капитан Шмелев подкрепил энергичными жестами. Необходимый толчок был дан. Притаившиеся за косогором люди зашевелились. Одна за другой согнутые почти до земли фигуры в серых шинелях перебегали вперед. Некоторые из них, наотмашь вскинув руки, валились как подкошенные, сраженные пулей, и оставались неподвижными; другие, раненые, обливаясь кровью, ползли назад… Ружейный огонь усилился, стрекотали стальные кузнечики-пулеметы. Пули сыпались градом, сметая всех, кто выскакивал из-за косогора. Но, несмотря на это, на смену убитым и раненым являлись новые смельчаки, и, таким образом, неожиданно для австрийцев точно из-под земли, перед самым их носом, в каких-нибудь двухстах шагах, выросла наша цепь. Уже слышались из цепи частые глухие выстрелы. Не отдавая себе хорошо отчета во всем происходившем, но бессознательно повинуясь какой-то неведомой, стихийной силе, я тоже выскочил вперед за другими… Пули с остервенением визжали и цокали вокруг меня, не было никакой возможности подняться. Моя рота залегла на правом фланге, левее, совсем близко, находилась Ленка-Седлецкая. Еще несколько минут наши цепи лежали в нерешительности на гладком, как стол, поле. Но вот около деревушки все зашевелилось… Нестройными темпами серые шинели устремились вперед. Раздалось дружное «ура!». Это наши пошли в атаку под личным руководством капитана Шмелева. Забыв про смертельную опасность, увлекаемые примером, люди моей роты все как один человек вскочили и с криком «ура!» бросились тоже вперед. Но вдруг в этот момент в упор нам затрещал пулемет. Все мы упали на землю и прижались к ней, пока пулемет косил. И действительно, это было единственное спасение от этого страшного смертельного оружия. В течение какой-нибудь минуты несколько сотен пуль сплошной, ровной струей пронеслись почти около самых наших спин, едва только не задевая нас и заставляя от ужаса шевелиться на голове волосы… «Зын-зын-зын…» – быстро, быстро резало ухо, а тут еще оглушительная стрекотня. Как будто хлестали десятки тысяч бичей. И среди этого хаоса звуков все еще доносилось прерывистое «ура!». Кто его знает, взята деревушка или нет. Находясь под таким убийственным огнем, трудно что-нибудь сообразить. Но вот пулемет умолк. Точно в каком-то экстазе я вскочил снова на ноги и бросился вперед, не замечая того, что цепь не двинулась с места. Одиноко и жалко прозвучало мое «ура!».
– Что же вы, сволочи, лежите? Вперед, сукины дети! – заорал кто-то нечеловеческим голосом. В этом голосе нетрудно было узнать известного уже читателю подпрапорщика Бовчука.
Как стадо баранов, повинуясь сердитому окрику пастуха, толкаясь и давя друг друга, ринулась моя рота вперед с криком «ура!». Снова в упор открыл огонь пулемет. Мы залегли, но ненадолго. Пулемет внезапно умолк. В деревушке опять послышалось «ура!», и по всей линии австрийских окопов замелькали убегающие фигуры. Теперь уже не надо было криками и угрозами подталкивать вперед обалдевших от ужаса солдат. Победа была очевидна. С криком «ура!» все дружно устремились вперед и вскочили в австрийские окопы. Испуганные австрийцы с побледневшими, растерянными лицами, как козы, выскакивали из окопов. Одни из них с поднятыми кверху руками сдавались и молящим о пощаде голосом выкрикивали: «Рус! Рус!» Другие же бежали прочь, низко пригнувшись к земле. По всей линии замелькали сгорбленные убегающие фигуры австрийцев с ранцами на спине. Но немногим удалось спастись. Увлеченные горячкой боя, наши солдаты, кто стоя, кто с колена, а кто лежа, открыли частый огонь по отступающим почти в упор, и австрийцы, кувыркаясь, как подстреленные куропатки, гибли на наших глазах, устилая своими трупами поле сражения. Прислонившись к стене какого-то полуразрушенного, продырявленного пулями и осколками сарая, я с замиранием сердца следил за ходом боя. Со всех сторон раздавался треск ружейных выстрелов, пахло порохом. Около самого моего уха, так что газы ударяли мне в лицо, усердно палил из ружья в забывчивости какой-то молоденький солдатик.
– Да ты опомнись! Смотри, куда стреляешь! – прикрикнул я на него.
Солдатик кинул на меня бессмысленный, оторопелый взгляд, ступил шаг в сторону и продолжил свою бестолковую пальбу. Хороший подзатыльник подпрапорщика Бовчука, подскочившего к нему в эту минуту, отрезвил беднягу, попавшего первый раз в бой.
– Иди вперед пять шагов, болван, тогда и пали! – скомандовал подпрапорщик Бовчук.