По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918

Или вдруг мои мысли перескакивали на войну, на наши последние неудачи, и тогда душу мою заполнял новый поток глубочайших, как пучина морская, чувств, в которой мой жалкий человеческий ум, как утлый челн или, лучше, как ничтожная скорлупа, носился по прихоти пенящихся волн. В такие моменты все личное, эгоистическое уходило куда-то в сторону и превращалось в ничто по сравнению с вечными непостижимыми законами природы, которыми управляет предвечный Бог и в тайну которых еще не проник ни один смертный. Жизнь так прекрасна, но в то же время полна таких противоречий. Вот теперь ты лежишь где-нибудь недалеко от позиции на мягкой траве, смотришь, как деловито копошатся в траве маленькие букашки, как порхает с цветка на цветок легкокрылая бабочка, как прожужжит какой-нибудь жучок… Все вызывает мирные, жизнерадостные настроения… И там, за роковой чертой позиции сидят такие же самые люди, как и я сам, но только не русские, а немцы, которые так же, как и я, имеют свои привязанности и хотят жить. Мы не питали друг к другу личной ненависти. Но, несмотря на все это, неумолимый рок и запутанность человеческих и международных отношений сделали то, что мы стали один против другого с винтовкой в руках, разъяренные как дикие звери, готовые друг друга разорвать. И вот земля оросилась новыми потоками невинной человеческой крови. Потускнел великий и чистый идеал любви, возвещенный Христом, втопталась в грязь и обагрилась кровью великая заповедь «Не убий».

Но вот новая волна мыслей и чувств… Космополитические настроения вдруг сменяются узконациональными. Во мне вдруг закипают горячие патриотические чувства. Все сильнее, все шире захватывают они мою усталую душу… Разгром наших армий на Карпатах вызывает во мне беспредельную горечь и тоску, но в душе нет отчаяния, потому что еще не поколебалась вера в Россию, в силу русского народа, который, как мне казалось, сумеет с честью выйти из этого тяжелого испытания. Нет, Россия не должна быть побеждена, нет, нет!.. И снова в душе рождалась готовность на новые жертвы, новые подвиги…

В один из таких дней я как-то забрался недалеко от позиции в густые поросли лозняка и молодого орешника и, лежа в тени на траве, углубился в самого себя. Место было настолько уединенное и поросшее кустами, что в двух шагах меня нельзя было бы различить, где я лежу, но в жизни, а особенно на войне, не знаешь, что будет с тобой через секунду Так и я едва не стал жертвой шальной пули. Время было обеденное. На фронте стояла полная тишина. Вдруг где-то далеко впереди прямо против того места, где я находился, слабо щелкнул одинокий ружейный выстрел: по-к-к!.. точно он предназначался специально для меня, и пуля, стреканув в чаще, словно с силой брошенный камень, ударилась оземь совсем рядом со мной. Это было так неожиданно для меня, что я даже привскочил.

– Тьфу ты, окаянная! – в сердцах бросил я, озадаченно поглядывая в сторону врага. Но, конечно, это была простая случайность.

Так незаметно прошло две недели. Где-то в стороне бушевала военная гроза, небо и земля содрогались от грохота канонады, сверкали молнии разрывов, сыпал свинцовый дождь, но в нашем уголке было затишье, точно это была какая-то бухта, окруженная со всех сторон высокими горами, куда судьба занесла наши ладьи от бури… Но вот отовсюду поползли к нам зловещие черные слухи. С тревогой мы к ним прислушивались. Говорили, что Перемышль пал и что наши обозы уже под Владимиром-Волынским… Последняя преграда, река Сан, где задержались наши галицийские армии после ожесточенных боев, перешла в руки врага, и наши утомленные войска ступили уже на родную землю… Враг неотступно за нами следовал, почти вся Галиция была уже ими занята, оставался небольшой уголок, занимаемый нашим корпусом, который клином вдавался в неприятельское расположение, и будь под рукой у нас здесь сильные, свежие резервы, ими ударом во фланг могли бы остановить победоносное германское наступление. Но что мы могли сделать собственными силами, когда в ротах у нас оставалось по 40–50 человек, а на каждую батарею приходилось только по несколько десятков снарядов? Тем не менее наше высшее командование, как утопающий, хватающийся за соломинку, решило для отвлечения германских сил, оперировавших на Сане, бросить в наступление нашу дивизию. Главный удар должен был нанести Вологодский полк нашей дивизии, стоявший левее нас, а нашему полку было приказано только поддержать вологодцев. За несколько дней до этого наступления почти все легкие и тяжелые батареи нашего корпуса снялись со своих старых позиций и заняли новые позиции в районе одного только Вологодского полка. До самой последней минуты мы ничего не знали. Я уже бросил свои прогулки в лес и ни на один шаг не отлучался от позиции. Суровая неумолимая действительность приковывала к себе и, как дым, рассеивала пустые мечты и иллюзии. В воздухе запахло грозой. Все мы насторожились и ждали, что будет. Ждать пришлось недолго.